Геннадий Магдеев
ПОСЛЕДНИЙ ПАТРОН
(быль)
Есть у меня патрон. Настоящий, боевой. Но он
старый, позеленевший… Хотя, наверное, еще может выстрелить… Патрон этот от
карабина Симонова. А ко мне попал вот как.
Мы собирались снимать фильм о наших солдатах,
погибших при взятии города Выборга в 1944 году. Погибших и не захороненных. До
сих пор. По христианским понятиям души без погребения не обретают покоя. Они
мучаются и взыскуют к живущим. Вов се времена предание праха в землю было
святым правом ушедших. И святой обязанностью живущих.
Так было всегда. Но вот
огромная страна почему-то махнула рукой на своих погибших сынов. На тех, кто
погиб за эту страну. и сыны остались лежать по лесам и болотам. Лежать там, где
получили пулю из последнего – рокового для них - патрона.
… В один из дней я поехал с поисковиками на
места боев. Их было трое. Официально поисковиками они не числились. Обычные
мужики-работяги. Но им не нужны были чьи-то указы-приказы. Они просто
занимались делом. Делом, которым должна была заниматься огромная страна. Но не
занималась.
Руководил группой поисковиков Глеб – простой
экскаваторщик по жизни. Но он знал все: где шли бои, какие части сражались,
сколько человек погибло.
Мы проходили по глухому лесу возле большого
болота.
– Тут на дне легкий танк стоит, – кивнул Глеб
на болото. – Наш.
– Как стоит? – не понял я.
– Так Шли ночью, влетели в болото. Охнуть не
успели – танк ушел на дно.
– А экипаж?
– И экипаж в танке, – буднично сказал Глеб. –
Три человека.
– А вытащить танк можно?
– Трудно. Техника нужна. А наша техника – вот
они, – и Глеб кивнул на миноискатель на своем плече.
Мысль, что рядом в трясине застыли три
танкиста, казалась ирреальной. Я представил их в тесной стальной коробке - и
мне стало не по себе. Полвека сидят они в танке, который унес их в Вечность.
Унес, замерев на дне.
Но светило солнце, зеленел лес, щебетали
птицы. И день был ясный, теплый… Мы шли дальше по глухому лесу. Но поисковики
ориентировались запросто. Через густой ельник вышли на поляну у небольшой
сопки.
– Здесь бой шел, – сказал Глеб. – Крупный. И
братская могила под деревом.
Я огляделся. Обычная лесная поляна. И вся-вся
сплошь усыпана черникой. Ягоды были спелые, крупные, сочные…
– Суки! – услышал я голос Глеба. – Ну, суки!
– Кто? – не понял я.
– Серега, я же говорил, – сказал Глеб одному
из поисковиков, – давно надо было перезахоронить.
– Так военкомат машину обещал-обещал, а на
деле – хрен! – ответил Серега.
Мы подошли к братской могиле, и все стало
ясно. Она была раскопана. Зрелище жуткое: черная яма, человеческие кости,
разбросанные вокруг, истлевшие клочья обмундирования. И куча военных касок. А в
касках - черепа. Людей. Солдат. Сынов этой огромной страны. Погибших за нее в
бою. Вот на этой лесной поляне, густо заросшей черникой.
Я посмотрел на кучу касок. С одного черепа
каска сползла, и были видны сохранившиеся короткие волосы. Я пересчитал каски.
Их было семнадцать. Семнадцать касок с черепами сваленные в кучу, как на
свалке… Вспомнилась картина "Верещагина "Апофеоз войны". Но тут – передо мной – был, скорее, апофеоз бесчеловечности… И я лишь спросил?
– Кто это сделал?
– Подонки, – ответил Глее.
– Оружие ищут, – пояснил Серега.
– Зачем?
– Продают, – сказал Глею. – Бизнес, гады,
делают.
Вот так: ради нескольких купюр, которые и
потратят-то на пьянку и девочек, эти крысы роются в земле, разбрасывают
человеческие останки, скидывают в кучу черепа. Роют, копают, ищут… И почему-то
вспомнились строки поэта: "Какое это чудо – человек! Какая эта мерзость –
человек!"
А не чудо ли человеческого духа: рвануться в
ночную атаку? Преодолеть страх смерти? Бежать навстречу автоматным очередям? И
получить все же свою – роковую – пулю? И погибнуть, и исчезнуть навеки…
А не мерзость ли: копаться в земле? Разбрасывать
человеческие кости? Останки тех, кто погиб? Погиб, чтобы вы - подонки – жили на
этой земле?
Вот такие – пусть пафосные – мысли мелькали
тогда в моей голове…
А поисковики уже занимались делом. Они
достали полиэтиленовые мешки, собирали и аккуратно раскладывали разбросанные
останки солдат…
Глеб с миноискателем проверял склон сопки.
Вот он замер на месте. И тщательно прощупывал один и тотже квадрат земли.
– Есть! – негромко бросил он.
Поисковики заторопились к нему. И я тоже…
Место, которое прощупывал Глеб, было обычной
травой, поросшей на сопке. Но Глеб знал свое дело. Он отложил миноискатель и
попросил у Сереги:
– Дай лопатку.
Тот подал маленькую саперную лопатку.
Глеб осторожно подрезал слой дерна. Пласт за
пластом поднимал его… И мы увидели. Это были останки нашего солдата. Он лежал,
раскинув руки. В правой руке был ржавый, отсыревший карабин, в левой – обойма к
нему.
– В атаке срезало, – сказал Глеб. – Как бежал – так и упал. И лежит… Обойму не успел поменять…
Он нагнулся и взял из проржавевшей обоймы
карабина патрон. Подержал на ладони. И протянул мне:
– Возьми. Чтобы помнить.
– Такое не забывают, – сказал я.
Но патрон взял. И с тех пор храню его. Иногда
достаю его из коробочки со всякой всячиной. И рассматриваю подолгу… Мне очень
хочется представить, что это последний боевой патрон на всей нашей грешной
матушке-Земле. Последний, который может выстрелить. Но, увы…
А история со съемками фильма закончилась так.
Спонсором фильма у нас был новый русский Денис Ильич. Он выслушал мой рассказ о
поездке с поисковиками, о задумке
фильма… И сказал:
– Старик! Ну кому нужна вся эта хренотень?
Кости по лесам, души маются… Народ вон от Шварценеггера тащится, от Ван Дама. А
ты о погибших душах… Не дам денег на такой фильм. Все!
Так фильм мы и не сняли. Может, и правда,
прав Денис Ильич? А, может, и не совсем…
|
