АТЛАСНОЕ ОДЕЯЛО

(история одной любви)

… «И я знаю, что когда-нибудь где-то

мы с Джоном всегда будем вместе».

Синтия Леннон Твист, 1982 г.

Натали допивает вино и говорит:

― С днём рождения, милый! Собирайся, ― поедем на дворцовую.

― Зачем? ― спрашиваю.

― Подарок. Будем заниматься любовью.

― Нет проблем! ― киваю на тахту.

Натали смотрит на меня, как на ребёнка.

― Ты не понял, милый. Мы будем заниматься любовью на Дворцовой площади. Под Александрийским столпом.

― Ты извращенка?

― Не более других, ― улыбается Натали. ― Но другие скрывала свои желания. И наживают комплексы и неврозы.

― А ты?

― Следую французскому выражению «La nature at la verity».

― Что это значит?

― «Естественность и искренность».

― Разве заниматься любовью на Дворцовой естественно?

― А почему нет? ― удивляется Натали.

― Думаю, это эксгибиционизм. С примесью хулиганства.

Натали глядит с сочувствием:

― Как ты испорчен ханжеской моралью.

― Есть комната, есть тахта... Зачем, нам Дворцовая?

― Во-первых, мой подарок. Во-вторых, романтика, ― глаза Натали блестят. ― Историческое место. В-третьих, Александрийский столп ― фаллический символ. Заниматься любовью и сознавать, что над нами завис огромный фаллос ― кайф!

― 0’кей, ― говорю. ― Если кайф, тогда конечно.

― Так едем? ― и Натали встаёт.

― Едем, ― соглашаюсь. ― Но всё же ты ненормальная.

― Скажем, экстравагантная, ― уточняет Натали.

«Но как хороша. Как она хороша!» ― думаю.

... Мы выходим на площадь Репина. И встречаем Сержа ― художника и мужа Натали.

― Привет, ребята! С днём рождения, старик! Гуляете?

― Нет, ― отвечай. ― У нас мероприятие.

― Третий не нужен?

― Проблематично, ― говорю. ― Хотя…

― Серж, ― перебивает Натали, ― тебе будет не интересно.

― Неужели пойдёте пить сухое? ― удивляется Серж.

― Мы едем на Дворцовую площадь, ― признаюсь честно.

― Зачем?

― Заниматься любовью, ― отвечает Натали.

― Вам что, на площади Репина места мало? ― ещё больше удивляется Сера.

― Натали нужен фаллический символ, ― объясняю. ― Александрийский столп.

― Очередной каприз, ― заключает Серж. ― Валяйте!

― Серж, не приводи в мастерскую вокзальных проституток, ― просит Натали. ― Они моё атласное одеяло стащили.

― Я с ними расслабляюсь, ― говорит Серж. ― У каждого свои капризы. Не простудитесь на Дворцовой, ― с Невы дует. Пока!

И мы расходимся.

Натали идёт в длинном элегантном платье. Оно удачно подчёркивает её роскошное тело. Мои потрёпанные джинсы дополняют ансамбль.

Прохожие оглядываются.

На углу площади Репина находится гнусная забегаловка ― отрада алкашей и люмпен-интеллигентов.

Натали кивает:

― Зайдём.

В воздухе плавают жир, пар и мат. За круглым столиком стоят посетители.

― Профессор, ― говорит один другому, ― вся философия Ницше ― мудистика! А экзистенциализм Кьеркегора ― крайне субъективное дерьмо.

― Коллега, ― возражает первый, ― я хорошо помню вашу докторскую. Полнейшее говно! Позвольте не согласиться...

― Профессор, ― третий, ― не гоноши... Наливай! У меня пол-участка не подметено.

Толстая оплывшая буфетчица улыбается:

― Наталья Александровна! Красавица! Рада видеть!

― Здравствуйте, тётя. Маша.

― Портвейнчику?

― Два, ― говорит Натали.

― Здравствуйте, молодой человек, ― тётя Маша блестит золотыми коронками. ― Славный, славный..., ― руки тёти Маши работают автономно: в два стакана наливают портвейн из бутылки, рядом кладут две конфеты. ― Главное ― любовь! ― изрекает она. ― Всё остальное ― философия! 

Платим и встаём со стаканами за столик. Он грязный и липкий.

У соседнего столика профессор вдохновенно цитирует:

― «Всё в женщине загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: эта разгадка зовётся беременностью… Если ты раб, ― ты не можешь быть другом. Если тиран ты, ― ты не можешь иметь друзей... Слишком долго скрыт был в женщине раб и тиран, поэтому женщина ещё неспособна к дружбе, она знает только любовь… Ты идёшь к женщине? Не забудь, плётку!» ― так говорил Заратустра. Коллега! Какая поэтика! Какая глубина! А вы говорите, Ницше ― мудистика.

Натали поднимает стакан:

― Петербург, милый. Тут и не такие чудеса бывают...

И Натали демонстрирует ещё одно чудо: медленно и элегантно выпивает стакан портвейна сразу.

― Обстановка располагает, ― говорит она.

Следую её примеру.

― Пожалуй,  я от тебя рожу, ― размышляет Натали, разворачивая конфету.

― Зачем? ― спрашиваю.

― Смешение кровей, разница в возрасте… Бывает необычный результат.

― Гений?

― Или идиот.

― Стоит ли экспериментировать?

― Посмотрим, ― и Натали кивает. ― Вперёд!

Мы покидаем забегаловку.

Проходим по проспекту Римского-Корсакова. Переходим Аларчин мостик. Идём до площади Тургенева. Возле рюмочной «Ракушка» останавливаемся.

― Зайдём, ― предлагает Натали.

В рюмочной стойка вдоль стены. За ней стоят несколько посетителей: бороды, длинные волосы, разговоры...

― Что угодно? ― спрашивает буфетчица.

― А что вы можете предложить? ― спрашиваю у неё.

Буфетчица ставит перед нами два стаканчика водки, два бутерброда с сыром, два стакана с водой ― запивать водку. Вот такой вот сервис.

― Прочитал Маркеса, ― говорит у стойки один бородач другому. ― Ощущение, что мне рассказали колумбийскую народную сказку.

― Маркес ― это класс!

― Нет, Гессе ― это класс!

― Гессе ― фокусник! Жонглирует словами…

― Тогда читай Чехова.

― Чехов ― это не класс. Это классика!

― То-то и оно...

Натали берёт стаканчик с водкой:

― С днём рождения! За тебя, милый.

― И за Чехова, ― поднимаю стаканчик.

― А я против? ― соглашается Натали. ― Я в универе по Чехову диплом писала.

― И кандидатскую?

― Кандидатскую ― по Достоевскому.

― Тоже красиво.

Выпиваем водку. Закусываем бутербродами.

― Милый, ― вдруг говорит Натали, ― мне необходимо купить одеяло. Тут рядом магазин. Пойдём!

В магазине покупаем красное атласное одеяло. Большое и роскошное. Несу его перевязанное шпагатом, чувствуя себя новобрачным.

У Никольской церкви сворачиваем налево. Выходим на Театральную площадь. К Мариининскому театру. И как-то неожиданно оказываемся в кафе-мороженице

Заказываем шампанское и мороженое.

В кафе сидят субтильные девушки и нервные юноши. Пьют кофе и говорят.

― Нет-нет, Густав Маллер ― гений! Линеарная полифония… Новаторство... Ах!

― Это декаданс, Эллочка, декаданс!

― Но почему, Фима?

― Вот «Ария Скарлатти» ― две темы, две минуты, а всего Малера забьёт.

― Фима, вы не правы.

― Почему не прав? Почему?

Пьём шампанское под рассуждения о Малере, Перголёзе и Альфреде Шнитке.

― Консерватория рядом, ― усмехается Натали. ― Студентики…

Шампанское срабатывает, как детонатор. Я пьянею.

― Натали, ― говорю, ― надо раскладушку купить.

― Зачем?

― Поставим под, столпом... на Дворцовой.

― Жить там будем?

― Поспим немного...

― Спать будем в мастерской.

― Там Серж… проститутки…

― Тогда у тебя в мансарде.

― А зачем на Дворцовую собрались?

― Движение ― всё! Цель ― ничто! ― смеётся Натали.

― Продолжаем движение, ― встав из-за стола, пошатываясь.

Выходим из кафе. Идём к конечной остановке автобуса № 22. Садимся и едем.

― Автобус идёт в парк, ― объявляет водитель.

И мы едем… обратно к площади Репина. Выходить нет сил. Выпито изрядно.

― Не судьба, ― говорю, ― Дворцовую осчастливить.

― В другой раз, ― улыбается Натали. ― Зато одеяло купили.

― Какая ты хозяйственная, ― удивляюсь.

― Жизнь, ― отвечает Натали.

… Выходим на площади Репина.

― Куда? ― спрашиваю.

― В магазин, ― отвечает Натали.

Уже вечер. Но в магазин успеваем. Покупаем полуторалитровую бутыль «Гамзы» ― красного сухого вина. Больше уже ничего не продают.

― Ко мне? ― предлагаю.

― Занесём одеяло в мастерскую, ― говорит Натали.

― Ты же хотела ко мне переехать.

― Да? ― удивляется Натали. ― Когда?

― Говорила, что сегодня.

― Перееду завтра.

― Свежо предание...

― Правда, ― обещает Натали. ― завтра!

― Хорошо, пойдём.

Мы поднимаемся в мастерскую Сержа. Она находится в доме с башней. Точнее в самой башне. Когда-то в ней быта мастерская Репина. Есть даже охранная грамота…

В мастерской ― дым коромыслом. Серж, друзья-художники, девицы…

Серж под песню «Птица Счастья завтрашнего дня» пляшет русского. Босиком.

― Я же говорил, всё кончится сухим, ― встречает он нас. ― Как Дворцовая?

― Сбились с маршрута, ― отвечаю.

― Взяли бы такси.

― В голову не пришло.

― Не переживай, ― говорит Серж. ― Ещё не вечер...

― Не очень-то и хотелось.

― Пойдем, выпьем, ― предлагает он.

Садимся за стол. И тут идут разговоры друзей-художников.

― Импрессионисты ― фуфло, ― говорит один другому.

― Это ташисты ― фуфло, ― возражает тот.

― Ташисты ― новаторы!

― Точками писать..., ― морщится первый. ― Да любой ребёнок ― ташист!

― Всё ― фуфло! ― говорит третий. ― Кроме Босха, Ван Гога и… Сержа. Вон его «Мой Петербург». Это шедевр!

Смотрю на мольберт. На картине ― Натали на фоне открытого окна. За окном канал, вечерние огни отражается в воде... Натали прекрасна!

― Старик, ― задушевно говорит Серж, ― наливай вино в стаканы. ― Завтра сниму со сберкнижки 4 тысячи рэ! Тебе хватит?

― Как раз на «Жигули», ― отвечаю. ― Только я рулить не люблю.

― Я и разруливать не люблю, ― улыбается Серж. ― Но выхода нет.

― Ты о чём?

― О Натали.

― Ясно, ― говорю. ― Какие проблемы?

― Проблем много, старик. Таких, о которых ты не догадываешься, понимаешь? Да и зачем тебе знать этот коктейль из денег, любви-ненависти, творчества, капризов, апломбов и прочей ерунды…

― Достоевщинка, ― усмехаюсь.

― Петербург, ― Серж поднимает стакан. ― С днём рождения! За твоё будущее!

Мы выпиваем.

― Когда распределение? ― спрашивает Серж.

― Через неделю.

― Натали сказала, тебя на кафедре оставляют?

― Вроде, да.

― Ну и славно. Завтра будут от меня подъёмные на новую жизнь.

― Ты это серьёзно?

― А почему нет?

― Плевал я на твои деньги!

― Напрасно.

― Ты меня за суку держишь?

― Напротив. Считаю талантливым парнем.

― Серж, я люблю Натали.

― Я тоже.

Удивлённо смотрю на него.

― Да, люблю, ― улыбается Серж. ― Более того, она у меня Музой служит. Вдохновительницей. И без неё ничего не будет. Понимаешь?

― И что дальше?

― Да ничего, ― смеётся Серж. ― У тебя будет новая жизнь. Но без Натали.

― Без Натали мне никакая жизнь не нужна. Ни новая, ни эта.

― Пустяки, старик, ― Серж поднимает стакан. ― Всё будет хорошо. За тебя!

Тут какая-то девица влезает между нами:

― Мальчики! Сержик! Хочу выпить!

Встаю. Ищу Натали. Нахожу в закутке, отгороженным шкафом. Она лежит на пружинном матрасе под новым атласным одеялом.

― Милый, ― шепчет, ― я немножко устала... Поцелуй меня.

Легко касаюсь её губ.

― Завтра к тебе, ― говорит тихо. ― Навсегда!

... Через три дня получаю телеграмму из Красноярского края. «Поздравляю окончанием института. Люблю. Целую. Прости меня. Натали».

Ещё через день встречаю художника из компании Сержа. Он рассказывает, что Серж, и Натали уехали делать мозаичное панно в Доме культуры.

― Такие заказы от Союза художников ― за благо, ― говорит он. ― Конечно, скука. Конечно, халтура. Но 10-15 тысяч из таких поездок привозят… Кстати, Натали просила тебе пакет передать.

― Какой?

― А я знаю? Пойдём ко мне ― заберёшь.

Доходим до его мастерской в полуподвале. Художник отдаёт большой пакет.

― Посидим? ― предлагает.

― В другой раз, ― отказываюсь. ― Дела...

― Заходи...

― Конечно, ― говорю. ― Пока!

В переулке срываю с пакета бумагу. В моих руках красное атласное одеяло. То, которое купили с Натали в магазине.

Поднимаю с земли ржавый гвоздь. С размаха втыкаю в одеяло и одним махом распарываю красный атлас. Бросаю одеяло. И ухожу из переулка.

Одеяло лежит на земле, словно красные губы с белок пеной ватина.

… Мы встретились с Натали через три года. У меня были трудные времена. Как-то зашёл к старым знакомым. Сидела компания. Среди них была Натали.

Поздним вечером мы вышли от знакомых вместе. Стояли на площади Стачек на кольцевой остановке трамвая. Натали всё ещё была хороша. Но три года мало кому идут на пользу. Тем более женщине.

Она рыдала в голос. И говорила, говорила... Она не стеснялась пассажиров, стоящих вокруг.

― Я же тебя любила... Я же целовала каждое твоё письмо... Я же хотела, чтобы мы были вместе... Всегда вместе, понимаешь?! Всегда!..

Подошёл трамвай. В последний момент Натали вдруг заскочила в него. И дверцы закрылись. Я не удерживал её. Прошлое удержать невозможно.

Трамвай поехал. Через заднее стекло я ещё увидел Натали. В последний раз.

... Я брёл проходными дворами. Уткнулся в тупик. Втиснулся за мусорные баки. И тихо по-звериному завыл. До крови кусая стиснутые кулаки.

… Спустя два года Натали умерла от рака. Серж женился на генеральской дочке. Его картины покупают зарубежные музеи. В башне на площади Репина сделали капитальный ремонт. Что там сейчас ― я не знаю...

январь 2005 г.,

г. Каменск-Уральский.