Мне бывало бабушка кричала, когда я есть хотел, и помимо нашего с ней борща иногда утаскивал из холодильника кусочек колбасы, колбаса была дорогая и её на праздник берегла она: - Чтоб ты, сука, сам себя сожрал, чтоб ты кровью захлебнулся!
И после этого обычно хватала ремень солдатский и кидалась за мною, а я поспешно убегал – иногда всё же не успевал увернуться, пряжка больно меня била по плечу или заднице, или по ногам. Я тогда забивался под стол в комнате, ругался на бабушку матом и кидался в неё всем, что под руку попало: тапочками, пистолетом игрушечным железным или просто плевал в неё, попадая на ноги. Она от этого злилась ещё больше – я забивался в угол у ножки стола. Стол был тяжелым, поэтому, к моему счастью, бабушка не могла меня там поймать, сдвинув его.
Наконец, утомившись, бабушка, астматически дыша и кряхтя, наклонялась, заглядывая под стол и хрипела: - Такой же выродок уродился как и мама твоя была, паскудина! Её убили как суку подзаборную – и ты сдохнешь, выблядок! Тут я начинал реветь по-настоящему, а бабушка, удовлетворённая своей маленькой местью, проходила в другую комнату, включала телевизор и казалось забывала про меня. Она, переключая каналы, громко комментировала то, что видит; и ещё у неё было увлечение – записывать понравившиеся ей фразы на чём попало – на обложках моих книжек со сказками, на журналах. А я всё ревел под столом.
* * *
Маму убили около года назад, и своего папу правда я не знаю. Но маму любил всё равно: она часто дома не бывала, когда была живая, и я по ней сильно скучал. Она приходила домой к ночи ближе, и я кидался к ней, она меня целовала и от неё пахло её любимыми духами и спиртным, и иногда ещё чем-то.
Бабушка выходила из своей комнаты и начинался скандал. Мне кричали чтобы я шёл спать, и я уходил, глотая слёзы, и засыпал под их ругань.
Когда маму убили, мне было восемь лет, и я тогда плакал, бабушка даже врача вызывала, он мне укол болючий сделал. И к нам приходила милиция каждый день – искали того дядьку что её убил, спрашивали и бабушку, и меня, с кем из дядек мы её видели, как он выглядел. Только бабушка не пускала маму даже домой, если мама приходила с кем-то из своих дядек-друзей – после того как мама с дядькой пришла, которого Дима звали. Они пили вино и водку, мне дали два апельсина, дядька Дима всё называл меня, пьяный, сынком. Потом бабушка забрала меня к себе в комнату и всё ворчала, когда укладывалась, что-то под нос.
А мне тогда перед сном захотелось пописять, и я вышел из комнаты. У нас квартира была со смежными комнатами, и я увидел что дядя Дима этот и мама голые совсем на кровати, и дядя Дима на ней прыгает. Я испугался что он её, наверное, убивает, потому что мама стонала, и от страха прямо там описялся. А дядя Дима поднялся и ударил меня по щеке, я закричал. Бабушка проснулась и вызвала милицию, и милиция увела маму и дядю Диму с собой. Дядя Дима больше не приходил, а мама вернулась через несколько дней, они сильно с бабушкой поругались ещё.
А когда маму убили - соседи помогли бабушке с похоронами. Бабушка пекла блины и варила такую кашу с изюмом, и вонь от подгоревших блинов по всей квартире растекалась. Мама лежала в гробу на том самом столе, под которым потом я от бабушки прятался. Я помню её мёртвой отчётливо – она лежала с подвязанной челюстью, меня тогда это сильно удивило, и с бумажным венчиком на лбу. Бабушка сказала чтобы я с мамой попрощался. Я подошёл и ничего не ощутил, равнодушно так всё происходило. Меня не взяли на похороны, и я слонялся по квартире, смотрел телевизор, пока бабушка и соседи не приехали с кладбища. И мы – бабушка, соседи и я – сели маму «поминать». Мне очень каша сладкая понравилась с изюмом, она «кутья» называется.
Соседи меня все жалели, называли «сиротой». Потом, когда разошлись они, я начал плакать, я несколько дней тогда плакал и бабушка меня поила валерьянкой и часто на меня кричала, что я надоел ей своим рёвом. Ещё мы с бабушкой раз в месяц ездили на мамину могилу.
Бабушка клала на столик в маминой оградке два бумажных цветочка, которые покупала у ворот кладбища у таких же, как она, старух, наливала немного водки в пластиковый стаканчик и начинала: - Вот, Лена, пришли к тебе, и сынок твой пришёл – бабушка меня подталкивала в спину и продолжала: - А сынок твой теперь сиротой растёт, Ленка, и что же ты у меня такая беспутная уродилась-то – и бабушка пыталась плакать, но у неё не получалось. А я стоял и мне грустно и скучно было там.
* * *
Я учился в школе, и каждый раз, приходя домой, отдавал бабушке свой дневник. Когда я приходил с плохими оценками – я сразу, как отдам дневник, кидался туда где обычно прятался от бабушки - под стол, и около получаса сидел там и ревел, пока бабушка топталась около стола с тем, что ей в руки попалось, и орала на меня – пока не уставала. Иногда она, отойдя от своей злости, под вечер меня подзывала и начинала говорить, чтобы я хорошо учился. Я говорил что буду хорошо учиться, только мне математика не даётся. Она усмехалась: - Говорю же, в мамку свою пошёл! Той тоже всё пьянки да блядки на уме были.
Друзей у меня во дворе почти не было – мне бабушка не разрешала приводить их домой. С пацанами постарше я часто дрался. У нас там такой Колямба был, и он меня любил задевать, и с ним дружки, несколько человек. Обычно начиналось с: - Виталька, а как твоего папку зовут? –Колямба начинал задираться, я в ответ молчал, сжимая кулаки и краснея, отворачиваясь, чтобы они не видели моих слёз, но они всё равно видели. - Да «бомж» его папку зовут! – подхватывал один из дружков Колямбы, и они наперебой начинали рассказывать мне, что мою маму трахали всякие дядьки, и будто она у этих дядек даже письки сосала. - Да у него их несколько, папок-то, потому что он выблядок, и мама его проституткой была – обычно заключал Колямба, и все смеялись. Я бросался на них, меня сбивали с ног и пинали. Мои два друга – Миша-умник, как его звали во дворе, и Наташка стояли поодаль, не вступаясь за меня, потому что их тоже избили бы.
А потом мама стала ко мне приходить. Я мамину фотокарточку, где она совсем молодая, всегда хранил под подушкой, и смотрел на неё как бабушка на свои иконы смотрит, когда молится. Смотрел при свете с улицы – мне бабушка запрещала включать свет, когда отправляла спать. И мне казалось что мама мне улыбается, и я тогда начинал плакать.
Однажды вечером, когда я вот так плакал над маминой фотографией – мама неожиданно появилась передо мной – такая же, как при жизни была. Я не испугался, я стоял и смотрел на неё – а она на меня, и мы молчали. Только слышно было бабушкин телевизор в комнате и то, как она записывает очередную услышанную ею удачную фразу, бормоча что-то и смеясь. Потом мама исчезла, а мне почему-то стало тяжело и горько, и я потихоньку плакал, пока не заснул. На другую ночь она снова откуда-то появилась, присела ко мне на кровать, руку положила мне на щёку – у неё такая холодная рука теперь оказалась! Она стала вполголоса говорить что ненавидит свою маму, то есть мою бабушку, что это из-за неё я теперь без неё расту и без папы. Я спросил что же делать, ведь я не могу без моей милой мамочки, а мама ответила что она мне поможет. И я уснул, и мамина холодная рука у меня на лбу уже не была мне неприятна.
* * *
И так мама приходила ко мне несколько ночей подряд. И вот однажды наступила ночь когда она не одна пришла – у неё на руках было такое мохнатое и живое… я сперва подумал что это котик, и хотел его погладить – а он зашипел как настоящий котик, поднял голову и я очень испугался – потому что у него на голове были рожки, и у него были оранжевые глаза. Он вновь зашипел, разевая пасть полную зубов. А мама его ущипнула за бок, и он замолчал. И она ему стала говорить что я их друг, и он успокоился.
Мохнатый спрыгнул прямо с её рук прямо ко мне на постель, а я его уже боялся, и он обвился вокруг меня, неожиданно вытянувшись как змея, потёрся своей головой о мою щёку, и её оцарапали рожки. От него пахло землёй. А мама сказала что он нам поможет победить бабушку, из-за которой я теперь сирота, и этот мохнатый, похожий на котика, закивал.
Бабушка услышала, что я разговариваю, и раздались её тяжёлые шаги, приближающиеся к двери моей комнаты. Наш с мамой новый друг вёртко спрыгнул с моей кровати и быстро оказался у двери, и что-то наверное сделал, потому что бабушка не могла открыть дверь. И она начала ругаться: - Выблядок, ты что там делаешь? Уже начал себя теребить, что ли? Точно в мамочку свою, блядищу, уродился, сучонок, такой же шалавой вырастаешь, и сдохнешь как она же!
Мама стояла как столб, и у неё улыбка нехорошая была на губах. Потом, устав, бабушка мне пообещала, что завтра я ремня получу перед школой, и ушла к себе. Мы слышали как она выключила свой телевизор, шумно улеглась на диван и вскоре захрапела.
А мохнатый, на котика похожий, которого мама с собой принесла, что-то опять сделал – дверь распахнулась, и мы втроём пошли к бабушкиной постели. И мохнатый этот прыгнул вдруг бабушке на грудь, и стал одной лапой разрывать ей горло – я это отчётливо видел, и бабушка захрипела и задёргалась всем своим жирным телом, но мама подошла и придержала ей ноги. А мне мама сказала чтобы я пил бабушкину кровь. Я очень этому удивился, но мохнатый ухватил умирающую бабушку за шею и повернул её так, что её голова оказалась над полом. Я словно сам собой встал перед кроватью на колени и принялся ловить горячие струйки крови моей бабушки и глотать их, и я вспоминал как бабушка мне желала кровью захлебнуться, и удивлялся как её слова сбылись – я раз закашлялся, потому что кровь мне попала не в то горло, а мама стояла рядом и смеялась, и мохнатый, похожий на котика тоже смеялся, как разные звери смеются в мультиках – такой смех у него был.
Мёртвая бабушка вдруг соскользнула с кровати и упала на меня, она ещё тёплая была. Я вылез из-под неё и увидел что мама легла на бабушкину постель а мохнатый тот, которого она с собой принесла, увеличился в несколько раз и на неё запрыгнул. И они стали дёргаться, совсем как тогда мама с дядей Димой, но недолго. По ним словно красные ручейки пробежали, и мама с мохнатым стали в один комок сливаться – и вдруг грохот раздался: это лопнули стёкла в комнате и люстра тоже лопнула. А мама и мохнатый сперва как будто стали одним целым – а затем вылетели клубом дыма в разбитое окно.
Я тогда вдруг понял, что на самом деле это вовсе не моя мама была, а кто-то другой, и что я теперь совсем один – даже бабушка умерла. И я её крови напился, но не захлебнулся до смерти, как она мне желала.
Рома, в некоторых местах хорошо бы немного подкорректировать предложения. Ну вот, к примеру:
"дядька Дима всё называл меня, пьяный, сынком" - лучше бы: дядька Дима, пьяный, всё называл меня сынком...
Как-то. Но в целом рассказ понравился. Ты интересно пишешь, умеешь заинтриговать читателя. Жёстко порой, без прекрас... но на то она и есть реальная жизнь!
