Тучи собрались к вечеру, слегка дождь моросил, когда Николай выскочил из дома, пробежал к машине, на ходу прикуривая. Ввалившись в нагретый за день салон, чертыхнулся – жарко! – и, пока выруливал, вкинул компакт в магнитолу.

ibaraku mollumba eshu-uu...
ibako moyumba, ibako moyumba-а
оmote koniku ibako, omote ako...

Потекла-зазмеилась песня неслыханной мамбой или сальсой – Николай не особо разбирался в этой хренотени. В мозгу возникал образ певицы, почему-то толстой, разбитной негритянки, а хор вторил тем временем:
ibaraku mollumba omole ko
ibaraku mollumba omole koooo...

Ничего так музончик; а у той, которая дала Николаю этот диск, к которой он сейчас едет, как сам Коля говаривает, «не детей рождения ради, но забавы для» - вкус замечательный, у Тамарочки его, то есть.

Пару месяцев назад познакомили их на шашлыках, в мае-месяце. Тогда они полусырое мясо глодали под водку, запивая всё это пивом, и голосили «Спасибо деду за победу», а потом «Клён кудрявый» спьяну затянули – только почти никто не знал слова толком, потому «Клён…» перемешивался с дружелюбными матерками. Володя подвёл его, Колю, к женщине, явно моложе лет на десять. Только подняла на него глаза – и Николай утонул в них, простите за банальность, в двух зелёных озёрах с головой утоп.

a eshu koma komio ache –
голос певицы угасал, и только хор воспрял в самом финале песни:
аkonka lar akonka lar,
аko ache, iba la guana eshuuuuuuuuuuu…

«Вот же йопана!» - Коля с удовольствием, пока выруливал на центральную улицу, клацнул на магнитоле кнопку «назад», и снова заструился голос певицы, а слушатель раскуривал третью за вечер сигарету.

Тогда Коля и Тамара поехали к нему на квартиру, как водится, и Коля, впервые за много месяцев, прошедшие за время развода с первой супругой – а прошло не много, не мало, а почти два года – пропахал по-настоящему, словно пацан семнадцатилетний. В смысле, Коля и не особо позорился за период с развода перед случайными кралями, за это время залетавшими к нему в постель – но ёбово-то вяловатое было. А тууут… точно, как молоденький жеребчик воспрял, словно в первый раз… Тамарка не только не противилась – наоборот, приветствовала всячески, обхватывая Колю стройными и мускулистыми ногами, стоная неподдельно… уух тыыыыы…

…Тамара вначале открыла окно в комнате, затем приоткрыла входную дверь, приставив маленький стульчик, чтобы не открывалась полностью. Выдвинув на середину комнаты журнальный столик, постелила белую скатерть, на которой разместила керамический череп, два деревянных подсвечника по бокам от черепа, с чёрной и красной свечами, две небольших металлических тарелочки, кадильницу. С кухни принесла баночку с чем-то красным, бутылку рома и сигару. Разожгла в кадильнице ладан с крошками серы, потом присела у этого алтаря – спина прямая, глаза закрыты, руки на коленях, шумно вдыхает и выдыхает…

Коля прикурил новую сигарету, чуя, как в нём и у него поднимается… Ага – а сегодня Тамарка так-то не разрешила ему к себе заезжать – в смысле, сказала: «Милый, ты прости, но приезжай лучше…» - на два дня, в общем, сместила встречу.
Но только Коля, как за эти дни вспомнит про свою таинственную любовницу – так и… «шляпа дымится», ну или… вы поняли, в общем!
А ведь влюбился же он, Колька-то, местами циничный холостяк - втюхался по уши! Да в такую красоту и немудрено не втюхаться – смуглое тело, такое, знаете, с медовым оттенком, ни жиринки – и при этом и сухим не назовёшь. Узкое лицо в обрамлении (да, по-другому и не скажешь) – чёрных волос… И…

Коля по-новой, пока мост проезжал, включил эту песню, аж закряхтел в предвкушении встречи. На датчик глянул – бензина маловато… На заправку, ну-ка…
…и глаза стального цвета у неё, неожиданно даже – а смотрит… мамочка!

Коля аж окурок уронил, тот под магнитолой задымился на полу. Из пакета с гостинцами между сиденьями вывалилась бутылка коньяка, и шарахнулась, да так бойко, рядом. И разбилась.

А из динамика хлынула новая песня, хор пел рефреном, а певичка подхватывала:
ponto de Сapa pree-ta
meu pai e tumba, minha mae tambem e tumba
meu avo e o Capa Preta, e eu vou morar na catacumba
ponto de capa pree-ta
Fui la na lomba, porque as almas me chamaram…

Коля, вполголоса матерясь, свернул на обочину, и минут двадцать собирал осколки с пола машины, а потом оттирал пол. Могучий коньячный дух заполнил салон, как в кабаке прямо.

Сидишка-то с брачком, оказывается – девка-певица, когда заиграл следующий трек, снова запела всё ту же песню, и потом ещё… по салону словно ветерок пронёсся, хотя Коля только собирался открыть окна машины, и завоняло гарью, спичками горелыми. И ветерок-то горячий примерещился, Коля аж ещё пуговицу на рубашке расстегнул. Открыл окна, покурил, сокрушённо качая головой, и поехал на заправку.

Заправщик, угрюмый мужик, воткнул «пистолет» в бак, Коля полуграмотно начал SMS набирать, что-то вроде «дорогая не обижайся я сейчас всё равно к тебе еду потому что ЛЮБЛЮ» как вдруг бомжик местный подкатывает к машине, аж вонью пахнуло в салон.
Коля до этого его видел много раз, отиравшегося тут, давал подчас мелочь, и бичуган всегда вёл себя смирно. А сегодня в окно чуть не влез, глаза сумасшедшие:
- Не езди, не езди туда-а-а!

- Тебе какое дело, куда я еду, гондон, штопанный колючей проволокой? – Вечерок удался, - вначале коньяк расхерачился, теперь эта вонючка пристала.
Бомжара ещё более распалился, глаза уж по семь копеек – и вдруг резко отвалился от машины, и в падучей забился, только голова об асфальт бьётся.

Мужик-заправщик подошёл, мрачный ещё больше, кажется. Стянул перчатку с руки, устало провёл по лбу ладонью – тыльная сторона кисти сверкнула синей татуировкой на пальцах:
- Ну и на х.я?
- В смысле, «на х.я»? – Коля было к сигаретам потянулся, потом вспомнил, что на заправке.
- Ударил его зачем? – Теперь мужик в окно смотрит: мрачные карие глаза, морда головореза.
- Да вы ошалели все, что ли, сегодня?! А? Еду я… По делам я еду, и не трогал я бичару этого, мать вашу… - у Коли нервы не выдержали, и он, звонко загнув в три этажа, вдруг краем глаза увидел, как от притихшего на асфальте бомжа ползёт какая-то херь… змея, что ли…
- Глянь, э!
Мужик оглянулся, потом снова на Колю уставился:
- Чего ты кипишнул-то, щас «скорую» ему вызову. Ладно, нормально всё.
И пошёл прочь.

В вечернем небе полыхнуло слегка, потом загрохотало, одновременно с этим брякнула SMS в телефон, от Володи, как Коля увидел, когда брал телефон в руку и открывал…

На дисплее надпись – «Не хо,,,,,,,,,,,,,,,,,,», именно так. «Пьяный, что ли?» - Коля недоуменно рассматривал послание ещё секунду. Вот вечерок выдался!

Решив больше не искушать судьбу, набрал номер Тамары, та почти сразу отозвалась:
- Коля, ну я же просила… Не надо сегодня… а?
- Да почему же?.
- Колька – Тамара приглушённо засмеялась, - да… «женские» дни у меня. Думала, сам догадаешься.
- Ну… блин горелый… - у Коли отошло аж от сердца, несмотря на видимые огорчения этого вечера. – Значит всё нормально?
- Конечно… - Тамара как-то по-особому усмехнулась в трубку. – Более чем!

Коля аж запел, пока двигался в направлении «обратно» - запел-зазудел-загудел как олень или лось в таких случаях уходит, вопия что сегодня не выйдет, ну а завтра…
А тут ещё один звонок – Володя звонит:
_ Коль, извини…
- За что? – Коля делает вид что не понимает.
- Да за СМС-ку – я вообще не тебе писал…
- Чего отправить?
- Я… - связь прервалась. Тьфу мать твою так!

…Тамара, отложив телефон, зажгла вначале чёрную, затем красную свечу. Налила в углубление на макушке керамического черепа немного рома из бутылки и подожгла, раскурила сигару, уложила на маленькую тарелочку перед черепом. Из баночки вытянула несколько куриных сердечек и расположила на второй, облизнула куриную кровь с пальцев, усмехаясь.
Немного посидев с закрытыми глазами, затянула ту же песенку, что совсем недавно звучала в машине у Коли.

…- Вот это грохочет, х-ха! – Николай пересёк, наконец, последний перекрёсток – как раз по пути винный магазинчик… Сейчас какой-нибудь дряни приличной всё-таки возьму – хоть так посидим, не зря же катил по погоде сумасшедшей.

- Здрав буди, боярин! – дурашливо завопил в лицо нерусского какого-то пацанчика – тот аж в прилавок вжался. Одет хрен пойми как – сейчас молодняк через первого на полупокера кидает. Сам мордочкой смуглый и одутловатый, небось азиат, да по хрену – Коле не до его национальности, в другой раз бы докопался, по пьяни. А сейчас пазырь пойла надо брать, да катить, время-время, да гроза эта ещё гадская!

… meu avo e o Capa Preta…

- Чего надо? – над алтарём в мареве закрутился невысокий силуэт, обрамлённый серыми искорками.
Тамара обмерла – по спине словно с десяток змеек ринулись, ледяных…

- Я… ты же знаешь… я тебя… я для другого дела звала… - Тамара пыталась с НИМ говорить как с обычным человеком… как с обычным… и на ходу свой промах ощущала; в голове билось человеческое и… и высшее… ради чего она уже два года среди лоа пыталась... ради…
Пола призрака опрокинула керамический череп, зажжённый ром потёк…

…- Из рома что есть, поцык? – Николай выкинул на стойку пару тысячных – блябу, задолбали эти непонятки – из желудка откуда-то хлынула вдруг подленькая мутная злоба, сродни тому, когда перепьёшь, и блевотина тонкой струйкой хлещет, чая в ударную силу образоваться – да вот такому полупидорасу в мордочку холёную…

- Хотите «Captain Morgan»? - парнишке, пидорасику этому, видно, отгребаться лишь бы от посетителя; Николай сгрёб бутылку за горло, харканув вдруг на пол магазинчика и, шёпотом, «Сдачи не надо» - выскочил в дождь проливной, на ходу срывая зубами пробку с бутылки – до того мерзко всё… эта погода…

- …Эта погода как раз для меня… для нас с тобой…
Призрачный силуэт в чёрном плаще извивался уже под потолком – мелкие змейки падали на стол-алтарь, шевелясь-греясь боками в лужицах горящего, быстро затухающего жертвенного рома…

…Тамару не только потряхивало – гадский и предательский ручеёк было брызнул и затих…

Страх и похоть неизвестно к кому и куда – к человеку ли, который сейчас она чуяла (машина заглохла наконец-то, она почти видела – и жалкий пузатый человечек, думая что он настоящий мужчина, продвигался по лужам в сторону её дома: в модельных туфлях вода хлюпает, в руке бутылка дешёвого рома…)

Или к творению Великого Имени, который её возьмёт как женщину сейчас, и надругавшись, смешает её кровь с кровью того жалкого и пузатого человечка, что сейчас идёт сюда… себя мнит мужчиной…

Входная дверь распахнулась, роняя подпирающий её декоративный стульчик.
Под потолком шевельнулась осязаемая уже плотски тень – в плаще и в шляпе, в полумраке мелькнул неясный профиль мулата.
Николай вошёл, отхлёбывая солидный глоток рома, на ходу сбрасывая мокрые совершенно туфли и шлёпая по линолеуму…

- Неет… Не заходи… - от неожиданного крика из рук вошедшего бутылка шарахнулась на пол, разбиваясь и разнося приторный запах дешёвого напитка…
На столе-алтаре свечи резко согнулись, зашипев и погаснув.

Тамара только взглянула в ту сторону…

- Ну что ты боишься сегодня-то… ну дождь… ну я же всё равно – мужские руки гладили её, а с рукавов плаща стекала вода. Лицо любимого приближалось к ней, во тьме напоминая негритянское… сильно пахло ромом и серой…

Когда начал целовать – Тамаре показалось, что к щеке горячее приложили, она слегка отпрянула и, подхватив свою полупустую бутылку рома со стола , сделала глоток, глядя в полумрак, над высоким воротником плаща.
Оттуда мелькнуло два красных огонька – и в горле только скользкое что-то почувствовалось.
И всё.