Безотрадный осенний день радовал хотя бы отсутствием дождя. Серые тучи висели низко но, кажется, не собирались буйствовать.

Две женщины с сумками неотложной помощи через плечо («неотложками» по-простому), у одной через плечо ещё и мелкая плоская сумочка, видимо, с документами, спустились по трапу с катера. Резиновые сапоги зашуршали по речной гальке – вода уже ушла, несколько прибрежных рыбацких домиков в свете пасмурного дня радовали глаз коричнево-жёлтыми, за годы отмытыми водой лиственными сваями.

Мишка, вечно поддатый их капитан, вслед заржал:
- Смотрите, обратно не забудьте вернуться! А то местные фраера видные – загуляете ещё с ними на всю ночь!
Шурка, медсестра, ещё не очень привыкшая к шуткам «кэпа», сердито фыркнула. Врач, Надежда Александровна, улыбнулась:
- А ты как думал – ещё и тебе приведём пару подруг! Устроите тут «египетские ночи»!
И, продолжая посмеиваться, двинулась вперёд.

Они тут были в первый раз. Сегодня их передвижной медбригаде выпало сюда прибыть после пары суток путешествия с «плановым медосмотром населения» по самым разным рыбацким посёлкам обширного их района, – но больше было вот таких, вымирающих. В этом, например, и фельдшерского пункта не было. Для экстренных случаев тут где-то был установлен таксофон, и к страждущему срочно выезжала «скорая» на катере из райцентра.

Сырой речной воздух холодил лица.
- Ну что, - Надежда Александровна первой принялась взбираться по косогору к основной части посёлка – скопищу серых домишек, - с чего тут начнём? С кого, вернее?
- Вы у меня спрашиваете? – Шурка заморгала. Два месяца ещё трудится у них, девка хорошая – но невпопад как брякнет…
Молодость, молодость… Надежда Александровна полезла было в свою сумочку с медицинской документацией.

- Вы кого ищете? – у крайнего домика стояла скуластая женщина из местных, почти старуха – в одной руке поводок с дружелюбно улыбающейся лайкой, в другой – с козой, которая тоже, кажется, улыбалась.
- Да и вас и всех, кто тут живёт! – крикнула Надежда Александровна.

Шура, взвизгнув, достала телефон и кинулась фотографировать троицу, даже не спросив разрешения. Тётка щербато улыбалась, коза блеяла, собака урчала – все четверо были довольны. Тётку звали Маша.

- Может, с вас и начнём? – Надежда Александровна зашуршала в сумочке с документацией.

Через две минуты, пока тётя Маша привязывала козу и лайку во дворе, они оглядывались в сенях, увешанных оленьими шкурами – сильно бил в нос их запах, и ещё солёной рыбы, и ещё вони переносного генератора – такими каждая семья в этом посёлочке, не перебравшаяся в другое место, снабдила своё хозяйство – электростанции тут уже давно не было. Выхлопная труба была выведена наружу но, естественно, выхлоп солярки проникал внутрь.

Осмотр проводили в единственной комнате хибары – бедненькая, стол, табуретка самодельная, выкрашенная коричневой краской. Над кроватью Бог знает с каких времён матерчатый коврик с луной, соловьём и тощей русалкой, сидящей на чём-то вроде зелёного камня и слушающей соловья.

Тётя Маша оказалась практически здорова – ну, давление слегка понижено.
Кинулась было поить гостей чаем, но Надежда Александровна подняла ладонь:
- Рано, рано! Пока ещё тройку семей обойти надо…
- Соседей моих навестите первым долгом – зачастила хозяйка. – Он инвалид сам-то…
- Ну, пойдёмте к инвалиду, если так. – Надежда Александровна, как всякий профессионал в этой области – уже четырнадцать лет такой жизни, в поездках с медбригадой, – навидалась и инвалидов, и ножевых ранений, и ещё много чего…

- Только тут вот аккуратнее, - тётя Маша тараторила, пока они одна за другой заходили через деревянную ограду, где разбитые штакетины были перемешаны с разномастными досками.
Почему «аккуратнее», Надежда Александровна поняла, едва войдя во дворик: по левую сторону от крыльца, практически начиная сантиметров с сорока от увечной ограды, было вырыто нечто вроде могилы; или, скорее, прямоугольного котлована, приблизительно два метра на два с половиной, а глубиной около полуметра. Посредине ямы возвышался конус земли метра в два.
Надежда Александровна удивлённо задумалась, для чего это всё, пока они поднимались на крыльцо – такое ветхое, что страшно ноге было провалиться сквозь сгнившую доску.

Прошли через полуразвалившуюся веранду, заваленную всяким хламом, постучались в обитую войлоком дверь, и через пару секунд тишины прошли в дом.
Хозяин и хозяйка стояли посреди первой комнаты, она же, судя по обилию утвари, кухня, печка потрескивала. В следующем дверном проёме виднелся обшарпанный шкаф и грязный диван – наверное, там спальня.

В глаза Надежде Александровне сразу бросился какой-то непропорциональный вид обоих: она – ниже ростом, щуплая, бледная, почти жёлтая. Глаза бегающие.
Он – полная противоположность: роста выше среднего, толстый, живот словно готов порвать футболку, прикрывавшую его наполовину – виден был пупок, жировые складки свисали.
Смуглый, голова с короткой стрижкой, глазки, и без того узкие, смотрели пристально, словно в глаза врачу и в то же время сквозь, куда-то дальше.

Тётя Маша зачастила:
- Вот врачи к нам приехали, к вам сразу привела!
Надежда Александровна и Шурка поздоровались.
- Где можно присесть?
Хозяйка дома оказалась ещё и хромой: когда несла табуретку, подволакивала правую ногу.

- Ну, с кого начнём? – Надежда Александровна раскладывала содержимое «неотложки» на столе.
- С меня! – хозяин шагнул вперёд и снял футболку. Надежда Александровна попросила ещё одну табуретку, замерила ему давление, оказавшееся немного повышенным.
Затем, подняв пациента, принялась прослушивать сердце - работе того и молодой мог позавидовать. И тут уловила взгляд – пожирающий, маленькие узкие глазки окидывали её фигуру. Надежда Александровне словно наяву показалось, как нечто коснулось её груди и, метнувшись к низу живота, туда упёрлось… В нос ударил запах пота, какого-то… звериного, дикого пота – Надежда Александровна, стряхивая навалившееся вдруг оцепенение, попросила его повернуться спиной.
Толстяк неожиданно легко подчинился – так, дыхание жестковатое. Но, в общем, состояние удовлетворительное.

Надежда Александровна, положив фонендоскоп на стол, сполоснула руки под алюминиевым рукомойником в углу.
Заполняя амбулаторную карту, спросила:
- На что-то жалуетесь?
Он вытянул вперёд руки:
- Болят. Сильно болят!
- Где болят, и отчего, перетрудились? – Надежда Александровна вспомнила странную яму во дворе.
- Я каждый день перебрасываю семь тонн! – вдруг закричал хозяин.
Тётя Маша легонько толкнула её в спину. Надежда Александровна поняла, что лучше больше не спрашивать.

Потом она осматривала хозяйку дома – анемичность, бронхит; хромота оказалась причиной врождённого вывиха бедра, что у местных женщин не такая уж редкость.

Хозяин в это время, как был, голый по пояс, резко вышел – за спиной стукнула дверь, и затем ударилась о чахлую веранду дверь входная.
Хозяйка вдруг метнулась во вторую комнату, запнулась хромой ногой за порог, послышалось всхлипывание.
- Что с ними? – шёпотом спросила Надежда Александровна у тёти Маши.
- Пойдёмте-пойдёмте… - В голосе той вдруг проскочил… страх?
Женщины открыли дверь, ведущую на верандочку – и у их ног упало несколько комков земли. Шурка шарахнулась, ударившись боком о косяк.
Они ринулись к выходу из домишки.

Во дворе хозяин, в одних трусах, грязный, ожесточенно размахивал лопатой, откидывая землю уже от крыльца к конусу посреди своего небольшого котлована.
Испуганные медработницы и тётя Маша выскочили за ограду.
Надежда Александровна не смогла напоследок не оглянуться – и напоролась на взгляд узких глаз, остановивший её:
- Могилу себе копаю, видишь! Могилу! Каждый день семь тонн земли, видишь!!! Это вы там по сто тысяч получаете, а мне некогда – могилу рыть надо! Что смотришь так?!
Хозяин ухватил лопатой очередную порцию земли.

Тётя Маша потянула врача и медсестру за полы, и те не заставили себя просить дважды.
- Он много лет так – летом рыбачит, а как осень наступает, начинает могилу копать, - рассказывала тётя Маша, пока они по грязной тропинке шли к следующему дому. - И как у него начнётся – постепенно раздевается. Как в трусах остаётся – жена или вон я в райбольницу звоним. Увозят на сорок пять суток, потом, когда пролечат – земля уже мёрзлая, успокаивается. До весны себя спокойно ведёт – потом снова…

Шурка, кажется, была готова кинуться в истерику. Надежду Александровну саму слегка потряхивало…
- А вам так не страшно жить?
- Да нет – я вон уже привыкшая. Да они тут все почти… – Маша остановилась и оглядевшись, точно их кто-то мог подслушать: - Они тут, как сказать – посёлок родовой, и весь род переженился. Этот вон, инвалид, сын родных своих – его мать от свёкра родила когда-то, когда муж утонул. Он сам на двоюродной сестре женат, по-молодости, говорят, и родную свою… А сам инвалид с рождения, с головой у него не всё ладно. «Инвалидом» и зовём, между собой, конечно.
- Да нет… я даже не про то, «страшно-не страшно»… Тут же – Надежда Александровна попыталась подобрать слова, в висках заныло, когда вспомнила инвалида. – Тут же тоска смертная… Вот вы чем питаетесь, например?
- А как же – мне государство пенсию платит! Коза вон. Раз в неделю плавмагазин приходит – затариваюсь. Трое детей в городе, у двоих высшее – последнее тётя Маша произнесла с гордостью. – Тоже мать не забывают.

…Они обошли с медосмотрами ещё несколько домишек, уже без тёти Маши, в одном купили даже рыбы и, уже когда вечерело, побрели к катеру.
Шурка достала сигарету – она вообще-то курила нечасто:
- Что же у него в голове?

Вечером, наевшись жареной рыбы, они все вышли подышать на палубу – отходить решили уж завтра с утра, часов с четырёх.
Сквозь серые облака проблёскивали звёздочки. Из тьмы подувал тёплый ветерок, волна тихонько плескала о борт катера.

Рыбацкий посёлок неподалёку казался необитаемым. Но вот с его стороны донёсся вначале крик женщины, и затем истошный вопль:
- Могилу себе копаю, могилу! Семь тонн земли каждый день, семь тонн! Некогда – могилу, могилууууу!

Мишка-капитан вздрогнул, отбросил «чинарик»:
- Вот ты бля – местный соловей зачирикал!
Женщины пошли в кубрик.