Владимир Ермошкин

                   ГАЛЬКА

Младшей дочери Катюше посвящается…

                             Пролог

Море появилось неожиданно. Несказанным очарованием обдало глаза.

− Ух, ты! Красотища какая! − вырвалось из груди.

До сих пор дорога серпантином петляла среди скал и ущелий, склоны которых были укутаны зелёным ковром растительности. Огромные бархатные одеяния плюща, укрывая вершины гор, смотрелись, как величественные шапки «Мономаха». Никогда прежде я не видел такой пышной природы, такого благоуханья, поэтому крутил головой направо и налево. Но как только взгляд поймал красоту водного пейзажа, все другие красоты отошли на второй план.

− Вот она! Лазурная чаша у моих ног! Море! Настоящее море! Как я ждал встречи с тобой… Я буду парусником на твоих волнах, твоей песчинкой на солнечном берегу! – плескалось и клокотало у меня внутри.

Мы остановились в каком-то селении, чтобы осмотреться и сделать первые снимки. Почему-то в голове промелькнула ревнивая мысль:

− Так вот где, оказывается, живут люди.… Там, где тепло и светло, где нет назойливой мошкары, где растёт виноград, а вокруг солнце и море.

Был штиль. Лёгкий бриз доносил до нас свежесть морского простора. Словно гитарную струну, он бережно трогал прибрежную гладь, которая тёплой волной омывала и ласкала гальку. Она переливалась всеми красками радуги и нежилась в лучах солнца. Смотреть на природную шлифовальную «машину» было необыкновенным наслаждением.

Горизонт, выгнув морскую поверхность в огромную дугу, таял в голубой дымке. Где-то там за горизонтом – далеко-далеко – была другая страна. Было море, и была галька.

Мне тогда не могло прийти в голову, что это милое, удивительное создание так войдёт в мою жизнь, будет трогать меня, прикасаться ко мне, ласкать мои чувства и взгляд, а потом − всё это внезапно разобьётся о жестокую жизненную волну.

Небольшой курортный городок, где мы остановились, встретил нас своей размеренной жизнью. Южный базар, мимо которого не пройдёшь, кипел от предложений и услуг.

− Вино! Домашнее вино! Подходи, дарагой, пробуй! Первый стакан тебе даром даю.… Будь мужчиной… Женщины таких любят…, – завлекал вновь прибывших ротозеев южный человек в кепке.

Волосатая грудь, ноги в шлёпанцах на босу ногу, а между ними огромный мужской «авторитет», в виде большого живота − наиболее типичный портрет торговцев на рынке вином и другими южными деликатесами.

Стоило только на них посмотреть, как ты тут же попадал под их гипноз. Отказаться от первой покупки не было сил. Только потом начинаешь понимать; что ты пил, совсем не то домашнее вино, о котором ходят легенды, а персики с бархатной кожицей, во втором ряду рынка, стоят на порядок дешевле. Но этот «первый блин» проглатывают почти все, впервые приехавшие на море.

− Абраша! Не покупай у него ничего…, − предостерегающе огораживала кого-то полная мадам, дожёвывая чебурек.

− Там один лук!

− Как одын лук? Там много лук! − рассерженно возмущался продавец, кипящих в масле чебуреков.

− Женщин, ты чего всё вынюхиваешь? Куриц свежий утром ещё кукарекал! Отпусти его, он уже бедный вспотел…, − вёл диалог с дамой, продавец птицы в соседнем ряду.

− Мне кажется, она припахивает?! − отвечала привередливая дама в очках держа курицу за ножки и обнюхивая её своим крючковатым носом.

− Э-эх, дорогая! У тебя эти места тоже не фиалком пахнут.… Зачем придираешься? – отбивался хозяин прилавка от щепетильной покупательницы.

Наконец, после бурного торга, товар с незначительной скидкой «кукарекал» в хозяйственной сумке.

Не менее интимные разговоры можно было зацепить краем уха на пятачке − возле главного входа.

− Слюшай, красавица!.. Одын разок всего лишь… Никто знать не будет.… Потом всё тебе устрою…, – шептался, с эффектной девицей, поджарый южанин, приоткрыв переднюю дверку своего автомобиля. О чём тут шла торговля, оставалось только догадываться….

Я начинал понимать, что все дороги к достижению цели ведут через рынок, а в народе это называется просто − базаром.

                     Сестрёнка

− Наконец-то мечта сбылась! – радовалась мама, окунаясь в изумрудную прохладу волн. Это была её давняя мечта – всей семьёй поехать на юг «своим ходом», и ожидания не обманули её. Хорошая погода, тёплое море, отличный пляж и радующиеся дети − прибавляли ей простого женского счастья.

Катюша – моя сестрёнка, несмотря на предупреждение с плакатов о запрете уносить гальку с пляжа в качестве сувениров домой, с первого же дня начала собирать из них небольшую коллекцию. Она знала все камушки наперечёт, и сразу же обнаружила пропажу, когда я попытался присвоить самую оригинальную гальку.

− Никита! Ты не брал у меня Русалочку? – спросила она меня.

− Какую Русалку?

− Ну, какую-какую! С глазами! – и она воинственно встала в позу.

Ругаться и дразниться не хотелось, и я тихо попросил её:

− Катюш! Пусть она у меня поживёт… Мне скучно одному в комнате, вот я и любуюсь её глазками…

Галька действительно была необычной. Стоило только окунуть этот гладенький камушек в воду, как на нём чудесным образом проявлялись зеленоватые глаза. Катя назвала эту гальку «Русалкой».

Неожиданно сестрёнка уступила камушек, без всяких условий.

− Ладно, так и быть! Только не утопи её…

А бывало и так: мы не могли поделить какую-нибудь безделушку, и дело доходило до драки. Тогда в спор вмешивалась мама. Иногда в сердцах она отвешивала мне нелицеприятные комплименты: «Орясина! Вот орясина! До каких пор ты будешь узурпировать ребёнка. Ну, ничего не понимает… Как тебе не стыдно?! Она же младше тебя. Это же наша звёздочка! Немедленно дай, что она просит…», – и мама делала попытку шлёпнуть меня по заднему месту.

Я ловко уворачивался и, показав Катьке язык, отходил на недосягаемую дистанцию. Потом мы мирились. И как прежде, были неразлучны дома и на море. Мама брала свои слова обратно и с нескрываемой любовью смотрела на нашу дружбу. Катя, проснувшись первой, забиралась мне на одеяло и мутузила меня своими ручками.

− Вставай, соня! Собирайся! Пойдём дельфинов смотреть! Не слышишь, штолива! Сейчас, мама тебя шваброй будить будет…, − и она пыталась сбросить с меня одеяло. Я вскакивал с постели и, подхватив её на руки, бежал к умывальнику. Сестрёнка визжала от восторга, а мама предостерегающе выговаривала: «Поаккуратней с ней! Она уже не маленькая... Тяжело ведь! Не дай Бог, упадёте!»

Один раз, когда Катюшке было годика четыре, она под моим присмотром или точнее − недоглядом получила удар в лоб подъездной дверью. Катя завыла, как пожарная сирена, а на её лбу стала расти лиловая шишка. Я испуганно пытался остановить её рост ладонью, но это мне не удавалось, крик становился сильнее, а шишка всё больше и больше.

− Ну ладно, Катенька, тебе… – пытался я умерить её крик.

− Не ладно, а больно! – приостановив рёв, высказала она мне, и опять включила свои душераздирающие ноты.

Помня те приключения, я ставил её на землю и отправлял к маме.

Катерина росла чудным ребёнком, с неуёмной фантазией и юмором. Без дела она не сидела. То и дело придумывала для себя занятие: пела, танцевала, рисовала, модничала, (надевая мамины туфли на высоком каблуке), поливала цветы, вышивала крестиком, участвовала в конкурсах и собиралась стать артисткой. А на вопрос соседей: «Кем же ты девочка будешь, когда вырастешь?»

− Семечки на базаре буду продавать! − не задумываясь, отвечала она.

Семечки покупать на базаре нам запрещала мама.

− Всю грязь с чужих порток и ногтей в рот будете тащить! Этого только вам не хватало! – выговаривала она насупившейся дочурке.

Кате так хотелось щелкать их по дороге к морю и, засунув руки в кармашки пляжного халатика, она с недовольным лицом проходила мимо лотков с семечками и разнообразными орешками. После прибытия на берег моря, она увлечённо начинала сортировать материал, и её кармашки наполнялись гладенькой разноцветной галькой. Настроение сестрёнки начинало подниматься, и вскоре она напрочь забывала о своих недавних капризах.

Вдоволь накупавшись, Катерина под патронажем взрослых возвращалась домой с гордо поднятой головой, а на вопрос мамы: «Зачем ты набираешь столько гальки?» − поясняла:

− Буду разводить золотых рыбок и крабов! А галькой украшу дно аквариума.

− А крабов-то зачем, Катюша? – спрашивала мама.

− Чтобы золото охраняли! – сочиняла она.

                     Галька

Здание дельфинария было выстроено из стекла и бетона. Огромные витражные окна создавали иллюзию морского простора и давали естественное освещение. Синева бассейна казалась большим овальным блюдцем, вокруг которого многоступенчатой, разноцветной каймой рассаживались люди. Пахло свежей рыбой.

Мы заняли свои места и в ожидании представления разглядывали конструкцию перекрытий, пропускали припоздавших зрителей, изучали программку.

Катюша первый раз увидела темнокожих людей из Сенегала, сидевших недалеко от нас. Чёрные с отливом лица её так поразили, что она нигде не находила себе места.

− Мама! А почему они чёрные, – шептала она маме на ухо. – Они штолива на солнце сгорели?

Мама чувствовала себя неловко и одёргивала своё чадо.

− Сиди, не вертись! Смотри на воду! Вон они! – воскликнула мама, показав рукой в начало бассейна.

Из-за кулис вынырнула пара дельфинов и замерла перед импровизированным барьером − на самом его дне.

Представление начиналось. Голубая гладь бассейна скрывала под толщей воды две отточенные фигуры морских красавцев. Они стояли, не шелохнувшись, но энергетика мощной пружины передалась всему залу. Защелкали фотоаппараты, заработали видеокамеры.

− Уважаемые посетители дельфинария! Просим вас, для лучших съёмок занять лицевую трибуну! – раздался голос из репродуктора.

Фоторепортёры-любители быстренько заняли предложенную трибуну. Если бы они знали, что за эти места надо было потом заплатить порядочную сумму, − желающих нашлось бы немного. Тем более что броская блондинка с видеокамерой первая достала сиреневую купюру и показательно передала её в руки администратора.

Мужчины, несколько сконфуженно, чтобы не уронить собственное достоинство перед лицом яркой блондинки, начали выискивать своих жён, жестикулируя руками, с просьбой передать деньги. Только один человек плюнул на спровоцированное достоинство и покинул предложенную трибуну − наш папа.

Вскоре подсадная блондинка тоже незаметно ушла, ожидая следующих «настоящих мужчин». Преимущества в съёмке предложенной трибуны оказались мизерными.

Две подводные стрелы терпеливо ждали команды. Никаких, заметных глазу, движений они не производили, стояли как вкопанные. И вот старт дан.

Словно выпущенные из лука, дельфины стремительно преодолели длину бассейна и, выпрыгнув на помост, предстали своим великолепием перед зрителями.

− Вот это да! Боже мой! Какие они милые, какие глянцевые, какие совершенные! – слышны были восторженные  возгласы.

Артисты не обманули ожидания. Оригинальная сказка с Русалкой, зловещим Осьминогом и дядькой Черномором закончилась победой добрых молодцев. В роли молодцев, конечно же, были дельфины.

Когда представление закончилось, Катя потащила меня взять автограф. Этот финальный трюк представляла девушка по имени «Гал-ли-на!» − так растянуто представлял её ведущий шоу. Плата за это была умеренная, и от любителей живописи не было отбоя. Счастливыми они выходили на улицу, держа в руках печатный лист, на котором дельфины кисточкой во рту сделали наброски.

− Ой! Ну, что же это такое! Совсем руки не держат…, – виновато улыбнувшись, сказала девушка-русалка, принимая из моих рук выпавшую кисточку.

Сейчас Дана исправит мою оплошность, и она вложила инструмент художника в зубатый ротик артистки.

− Спасибо, моя рыбонька! – сказала Катюша, получив несколько мазков акварелью. Она хотела погладить морскую красавицу, но Дана, скрылась под водой.

Катя радостно схватила лист с художествами и побежала к родителям.

Я же остался стоять, уставившись на девушку. Я всматривался в неё и не мог сдвинуться с места. Галина каким-то образом напоминала ту самую гальку, которую нежило солнце и ласкала волна. Она была такая же мокрая, блестящая и симпатичная. Правда, в отличие от той… я не могу до неё дотронуться, взять в руки, приблизить к груди и погладить природное совершенство.

− Ну, а вы что стоите? Представление закончено! Пожалуйста, освободите дельфинарий! Приходите завтра! − сказала девушка дежурную фразу, исподволь бросив на меня рассерженный взгляд.

На какое-то мгновение наши глаза встретились. Не знаю, что она могла в эти секунды в них уловить…, но выражение её лица сделалось более дружелюбным. И она уже мягче сказала: «Мне действительно некогда, молодой человек. У меня через десять минут новое представление…

− А Вы штолива никогда не отдыхаете? – спросил я её, почему-то Катиными словами.

− Как, как Вы сказали? Штолива? Это что ещё за язык?

− Не знаю, откуда его Катька выдумала!

− Катюшка хоть бы сказал! А то Катька. У нас так только коз называют. А ты девочке присвоил. Сестренка твоя, похоже?

− Ага! – ответил я поспешно. − Да я и сам не пойму, какой лешак меня за язык дёрнул. Уж больно Вы, пронзительно на меня посмотрели. Меня это с панталыку сбило!

− Ну и разговор у нас с тобой, молодой человек. Ты откуда такой, деревня?

− Ни откуда! Колледж только что закончил. Приехал вот перед армией на море отдохнуть. А «лешак» − это от бабушки у меня.

− Галина! Пора работать! Займись делом! – окликнул её администратор.

− Извини! Как тебя?

− Никита! – ответил я, ошарашенный таким нелепым знакомством.