Владимир Ермошкин
ГАРМОНИЯ ЖИЗНИ
Как я любил слушать гармонь! Даже уроки бросал, чуть заслышав
наигрыши и переборы гармониста, разминающего пальцы. Чаще всего это
бывало по пятницам, после рабочей недели, а также по выходным и
праздничным дням. А уж на свадьбе побывать, частушки матершинные
подслушать - тут вообще, как говориться, счастья «полные штаны».
В те времена, (не такие уж и далёкие), гармошка и частушка притягивала к
себе людей, была некой отдушиной у народа. Только сейчас стал понимать,
что этот дуэт, видимо, играл роль общественного психолога. Психологов
сейчас в институтах готовят, чтобы стресс с народа снимать, а раньше
гармошка да частушка его снимала, раздевая людей догола. Легко
становилось. А стрессу отдыхать, да зевать только и оставалось.
Самому страсть как хотелось научиться на гармони играть, просто спал и
слышал. Да до гармони ли родителям было, когда дома - трое по лавкам, да
свекровь почтенная свою музыку снохе играет - «деньги любят счёт, да
просят отчёт».
Мне об этом мать уже взослому рассказывала. Отец один деньги
зарабатывал учителем в школе, а мать нас растила, да хозяйство вела. На
хлеб ещё хватало, а на гармонь было мало.
Сейчас ведь что. Поженятся, произведут на свет одного ребёнка и
нежат его в тепличных условиях, и всё-то он у них маленький да аленький.
А начинает подрастать, ему и то и это, и надо и не надо, и в дело и без
дела, а на дне рождения без стеснения читают – «Расти здоровым, в этом
суть, и быть богатым не забудь».
Радуются родители, слезятся глаза у дедушек и бабушек, хлопают и визжат
гости, а карапуз смотрит на них непонимающими глазками, прижимает
подарки к груди, и ничего ему не надо, ни богатства, ни счастья, ему
голову с шоколадного зайца на торте откусить хочется.
Да дай-то Бог, чтоб так всё оно и было - и здоровье и богатство, прошли
те времена, когда благополучие и достаток чуть ли не за преступление
считали. Что не принимает моя душа - это то, что сейчас с рождения детей
в аленькие цветочки записывают, а то и в голубенькие дорогу мостят
своим воспитанием.
Красивы, ухожены цветы на клумбе, а ближе мне и роднее, полевые
травиночки. Сколько их пробилось на свет через городской асфальт - вряд
ли кто считал, но многие пробились.
А гармонь мне так и не купили, баян на день рождения подарили.
Просыпаюсь утром, а он стоит на стуле, кнопками на меня уставился, ремни
распахнул, и ждёт, когда я к нему в объятья кинусь. Кинулся я сначала
на шею родителям, а уж только потом он в свои тугие меха, воздуха
вдохнул. Гармошка конечно ядрёнее, забористей баяна звучит, зато баян
мелодичнее, современнее что ли, ну и бабушка постановила – пусть будет
баян. Оказывается, она для внучка, кольца золотого не пожалела. Свою
долю этим внесла. Так у меня появилась «большая гармошка»
К тому времени я уже кое-что умел наигрывать. Само собой как-то
получалось. Смотрел на игру баянистов, мелодии запоминал, а в паузах
попрошу попробовать, ну, бывало, что-нибудь подскажут, поправят,
улыбаются при этом:
- Ну-ну, малец! Смелее! Дави на клавиши! Все девки скоро твои будут! - а
у меня лишь язык от усердия высовывается да слюнка с губы свисает.
А как свой баян появился, так через год я уже пластал во всю прыть. По
настоящему же рядом с музыкантами очутился во время службы в музыкальной
роте. По случаю туда попал, не буду об этом рассказывать. Там и ноты
освоил, и жизненной мудрости отведал.
Армия штука такая, что море. В ней и глубокого, и мелкого найдёшь, и
солёного и сладкого отведаешь, а иногда и волной захлестнуть может. А
родителей и бабушку всегда с благодарностью вспоминаю, когда баян в руки
беру. Последнее, можно сказать отдали, чтобы инструмент справить.
И так всё это ко мне приросло, так прикипело, что слышу и вижу
жизнь через всю эту гармонию. А уж гармошка в каждой русской душе живёт,
надо только услышать её. Ну а если кто не услышит, то наверняка увидит,
без вариаций и переборов жизни не бывает…
Встречает меня тут Людка - одноклассница, прямо на шею мне кинулась:
- Сашуня! Привет! Я тебя по всему городу ищу. Нужен ты мне, просто слов не найду как!
А я растерялся от неожиданности и её от себя отталкиваю:
- Сдурела, что ли? К чужому мужику на шею прыгаешь, мало ли что подумают!
- Да брось прикидываться, не вешаюсь я на тебя, просто соскучилась.
- Ты знаешь, я рад тебя видеть, но уж больно как-то ты запросто.
- Будь проще Санька, ты ж нормальный парень, без вывихов, чего испугался?
- Да ничего я не испугался, стесняюсь просто прилюдно. Ты меня своей
простотой достала прямо-таки. Говори, зачем я тебе спонадобился? - а у
самого аж дух от волнения перехватило, не каждый ведь день тебя другие
женские руки обвивают.
- Слушай! У нас тут вечер в отделе организуется, название что-то из
головы вылетело, а вот «По волнам нашей памяти» ты бы подыграл нам на
баяне. Вспомним «лихую» молодость, попоем, потанцуем, повеселимся! – и
она заискивающе посмотрела мне в глаза.
- Ты уже, конечно, всё за меня решила, всё расписала, осталось только
утвердить, а мне подтвердить твоё самоуправство, – и я почему-то, взяв
её за руку, непроизвольно притянул к себе, другой рукой придержав за
талию.
- Ага! – и она с большей для меня неожиданностью припала к моей груди,
виновато склонив голову. Прелестный аромат духов, моментально ударил мне
по чувствам, сердце бешено заколотилось, а сухость во рту не позволяла
озвучить ситуацию…
С Людмилой мы были знакомы с детства. Жили в одном дворе, учились в
одной школе, вместе бегали на танцы, лазали по садам, провожали ребят в
армию, целовались даже - два раза. Симпатия над нами до сих пор
кружиться - прилетает, улетает, а опустится, никак не может.
Быть может мы сами ей посадки не даём, слишком много партий переигрывать
придётся. Ноты вроде те же, а могут зазвучать по-другому, вот и боимся
нарушить гармонию – оставляем, всё как есть.
Помниться многое: помню её восторженные глаза, которыми она смотрела,
оценивая мою игру на баяне, как, темпераментно танцуя, приводила в
волнение, свои девичьи достоинства на выпускном вечере, мне тогда
казалось, ещё чуть-чуть - и они выплеснуться на меня. Я стыдливо
закрывал глаза, выдавая это за вдохновенную игру, только гораздо позднее
до меня дошло, каким же я тогда был «слепым» музыкантом.
- Людок! Что ж ты так? Ну, прям, как в кино. Только страстных поцелуев для полного счастья нам и не хватало.
- А что тут такого особенного, ничего бы с тобой не случилось, губы не
отсохли бы. А я действительно по тебе соскучилась. Да и по делу
всё-таки.
- Прости. Всё как-то у меня неуклюже вышло, – сказал я, боднув её в
щёчку. Это было так естественно, что мы, забыв про взаимные упрёки,
наперебой стали вспоминать самое близкое и смешное.
- Саш! А ты помнишь «брызги селёдки под шубой» на проводинах у Лёшки
Маминова? - и она подняла на меня свои заразительно смеющиеся глаза. И
зачем только на меня она посмотрела? Я понимал, что скорее всего это был
тест на юмор, но не в такой же обстановке. Смех мог разорвать меня по
частям. На виду у всех я выглядел бы, по крайней мере, хохочущим
идиотом, а остальные эпитеты нашлись бы без особого труда.
- Тихо! Тихо! Тихо! – быстро поняв свою ошибку, моя «принцесса Смеяна»
закрыла мне рот тыльной стороной руки. – Не надо, Шурик! И что это на
меня нашло, надо о деле говорить, а я конкурс хохотунчиков устраиваю –
и, взяв меня под руку, отвела на край тротуара.
Случай, который чуть не вызвал у меня истерический смех, в нашем бывшем окружении известен именно под этим названием.
На проводины в армию, как правило, приходили все дворовые пацаны и
подружки, чтобы посидеть за общим столом, выпить, попеть, потанцевать,
пообщаться на посошок, ну, чтоб было о чём и о ком вспоминать новобранцу
на службе.
Так вот. Какой-то «композитор» в годах, лысенький мужичок, добрался до
гармони и начал, что называется пилить по нервам. Это продолжалось
довольно долго и терпение, не только у меня, но и у всех присутствующих
лопнуло. Но дядя видимо уже набрался хорошо и на обращения сделать паузу
не реагировал.
- Тогда, чтобы привлечь внимание, я скатал хлебный шарик и запустил
точно в лоб терзающему гармонь. Ноль эмоций. Я скатал второй, покрупнее.
Не пробирает. Только после того, как в его лысину впилась косточка от
вишнёвого варенья, он, не слова не говоря, вскочил на табуретку и со
всего размаху бросил гармошку в центр стола.
К потолку взметнулись салаты, закуски, селёдка под шубой, а потом всё
это осело на ушах, головах, плечах гостей. Такого развития событий не
ожидал никто. Когда шок от атаки «террориста» прошёл, его уже след
простыл. А истерический хохот периодически возникал то там, то тут в
течение всех проводин.
Видимо, поэтому служилось парню нормально, как он сам говорил с затаённой грустинкой. Весело!
- В общем, мы с тобой договорились, в пятницу к шести в «Центральном».
Музыка там будет, но это для танцев, а для души ты уж, Саша, - она
сделала паузу и осевшим от волнения голосом добавила, - постарайся без
брызг. Мы и так в нашей жизни многое расплескали, многое проиграли, а
так хочется - по капельке, по глоточку, на самой высокой ноте, пройти по
одному берегу, спуститься к воде и утолить жажду.
Она хотела ещё что-то сказать, но, смутившись, передумала, и, хлопнув на
прощанье ресницами, села в остановившееся такси. Из открытой двери
машины до меня донеслись обрывки авторской песни, - «…козе баян, попу
гармонь, икону…»
Рёв двигателя заглушил дальнейший текст. Память выхватила из услышанного
всего три слова: «…баян, гармонь, икона». И вот это сочетание слов
вместе с дрогнувшими ресницами и уезжающим такси минорными аккордами
прошлись по моему телу. Я стоял обескураженный, силясь понять, какая
такая сила, могла больно зацепить меня за живое.
Наконец до меня дошло. Вместе с нахлынувшими откровениями и
воспоминаниями передо мной промелькнула партитура прожитого отрезка
жизни, который сыграть по-другому мне уже не удастся.
Впереди была встреча в «Центральном». Свою программу я начал с ноты «до»…
|
