КАК УРАЛЕЦ ИВАН КУБАНСКИМ КАЗАКОМ СТАЛ
Тем, что хорошо знаю казаков, похвастать не могу: пожалуй, знакомство с ними шолоховским "Тихим Доном" и ограничивается. Тем не менее, встречаясь с Иваном Никифоровичем Бакулиным — а в редакции он довольно частый гость, — мысленно припечатывала к нему — казак. Есть в нём что-то этакое. То ли напористостью своей он невольно вызывает образ вольного казака, то ли непримиримостью к малейшей даже несправедливости, то ли громким своим голосом, которому всегда тесновато в редакционных стенах, то ли энергичной, чуть враскачку походкой — не знаю. Только казак и казак. И несказанно удивилась, когда как-то в разговоре Иван Никифорович обмолвился — о себе-то он не мастак говорить, всё больше о других рассказывает — что он коренной уралец. Уроженец Курганской области. И одновременно — нет, не подвёл Михаил Александрович Шолохов, точнейшие портреты казаков дал — есаул Курганинского казачьего отдела Всекубаиского казачьего войска.
ВСЁ НАЧИНАЕТСЯ С ЛЮБВИ
Удивительная эта история превращения уральского паренька в кубанского казака тоже началась с любви. С любви к ... лошадям.
Шёл 42-й год Ваня только-только закончил девять классов Далматовской средней школы, получил за отличную учёбу портрет Сталина с дарственной надписью директора школы — была в военные годы такая награда за особые успехи — а тут повестка военкомата. В военкоматах тогда много не разговаривали: вот тебе, Бакулин, на выбор три училища — пехотинское, артиллерийское и кавалерийское — война, брат, приказ Сталина.
— А я же пацан совсем, шестнадцать годков всего, — улыбаясь и налегая на "о", рокочет Иван Никифорович, — Тятя у меня конюх, я выбрал кавалерию.
Направили его в Тамбовское Краснознаменное имени Первой конной армии кавалерийское училище. 450 разновозрастных парней со всего Союза собрало прославленное училище.
— Первые полгода было очень тяжело, — вспоминает Иван Никифорович. — Когда приехал учиться, со мной рядом поставили того, кто уже года по четыре отслужил кадровую. Я же сопляк совсем, а спрос-то одинаковый, что с меня, что с него. Мне что очень помогло? — когда учился в школе, во все кружки ходил, все значки имел: ПВХО, ГТО, ГСО, "Ворошиловский стрелок". В школе мы этим серьёзно занимались, готовили себя, я 48 очков из 50 выбивал. Это и помогло. Да ещё характер настырный. Натура у меня такая: если чего добиваюсь — то до конца иду. Как ни трудно — иду.
А было и впрямь нелегко. Зима 42-го - 43-го годов была лютая, курсантов фурункулы замучили, у Ивана, уральца, к морозам привыкшего, и то до 40 фурункулов было, у иных все тело — под одну коросту. В общем, из 450 доучились около 300 ребят, а из них училище закончили с отличием всего пятеро. В их числе и наш землячок.
— Я почему вперед выскочил, — как бы оправдывается Иван Никифорович, — у меня ж за плечами девятилетка, по тем временам образование, а практики больше четырёх классов не имели. Так я в отличники и выскочил. И нам предоставили возможность выбрать воинскую часть. А 4-й Кубанский казачий кавалерийский корпус из семи корпусов больше всех гремел, ему в 42-м году ещё звание гвардейского присвоили, почётное по тем временам звание. Ну, я туда и попросился.
КОМЭСК ЛЕЙТЕНАНТ БАКУЛИН
Прибыл молодой курсант в корпус, распределили его в 42-й Кубанский казачий кавалерийский полк и сразу же поставили командовать первым разведывательно-автоматным взводом в эскадроне. "Опять же повлияло то, что учился хорошо", — снова оправдывается Иван Никифорович. Только полтора месяца он и побыл комвзвода: в одном из боёв крепко ранило комэска Трофимова, а по воинскому уставу его должен заменить командир первого взвода: так восемнадцатилетний лейтенант Бакулин стал командиром эскадрона. Да до самого конца войны полтора года им и провоевал.
Для ясности следует сказать: в эскадроне 6 взводов — 4 сабельных, пулемётный и ружей ПТР, 169 человек. И такой боевой единицей пришлось командовать девятнадцатилетнему пареньку. Как командовал? "Если бы не соответствовал, — отвечает на мой вопрос Иван Никифорович, — меня бы сняли, на взвод поставили бы и всё, но я так до конца войны комэска и был".
Скромничает. За полтора года войны, причём, война уже шла к концу и наградам знали цену, два ордена Красной Звезды и орден Александра Невского — это вам не баран начхал! В городе Иван Никифорович, пожалуй, единственный имеет орден Александра Невского, его за особую доблесть давали. А ещё лейтенант Иван Бакулин вписан навечно в историю полка.
Я даже и не знал об этом! — радуется он своей находке радостью историка-летописца. — А когда в архиве Минобороны работал, нашёл в историческом формуляре запись о себе. Вот, лист тринадцатый: "В этих боях отличился командир эскадрона лейтенант Бакулин Иван Никифорович". Это в боях за город Tpиава в Чехословакии.
— А за что Вам Александра Невского-то дали? — допытываюсь я у него.
— А вот, сейчас найдём. У меня тут из архивов списано пять тетрадей… Боевые приказы, донесения, исторические формуляры, наградные листы всех однополчан. Я по этим тетрадям написал книги памяти и разослал в 10 музеев. Сейчас найдём… А, вот: "2 апреля 1945 года в боях за населённый пункт Гренчуловка, действуя в головном отряде, гвардии лейтенант Бакулин со своим эскадроном первым принял бой, несмотря на превосходящие силы противника и не дожидаясь основных сил. Под сильным артиллерийским и оружейно-пулемётным огнём немцев он с эскадроном первым ворвался в село, уничтожил раскат и захватил пушку. В этом бою он лично уничтожил две пулемётные точки. При контратаке противником танками его эскадрон противотанковыми гранатами подбил тяжёлый танк и уничтожил в окопах 20 гитлеровцев".
Это ж только написать легко, а когда в лоб попёрли танки, мы могли бы убежать — страсть-то какая — но мы этого не сделали. За то меня и к Александру Невскому представили.
ЛЮБОВЬ И ВЕРНОСТЬ РУКА ОБ РУКУ ИДУТ
Иван Никифорович это всей своей жизнью доказывает. Слушайте дальше.
Война для него кончилась под Прагой, но на Урал он вернулся не вдруг. 10-ю дивизию, в которую кроме 42-го Курганинского входили 40-й и 36-й полки, переформировали в 4-й Кубанский кавалерийский казачий корпус и перевели в Майкоп. Казаки встречали корпус хлебом-солью. Ещё два года прожил Иван Никифорович на Кубани, организовал полковую школу, готовившую сержантское пополнение для полка. Наверное, тогда и проникся к казакам, к их образу жизни той особой любовью, которая оставляет на сердце отметинку на все оставшиеся годы...
В 48-м году кавалерию ликвидировали, вернулся наш землячок домой. Пришёл при наградах и при инвалидности — последствия двух тяжёлых ранений и контузии. От группы сразу наотрез отказался — мешала она ему во всем, — выучился на шофера, потом на механика, женился, обзавёлся двумя сыновьями, последние десять лет работал машинистом насосной установки на УАЗе.
Уважение, скромный достаток, непыльная работа — всё было. Но я ж говорила вам: казак — он и есть казак.
— Лет 14-15 назад стал я задумываться, — рассказывает Иван Никифорович, — вот уйдём мы из жизни, и ничего не останется. А тогда во всех областных газетах Союза была такая рубрика — "Розыск". И стал я писать во все областные газеты в эту рубрику: мол, разыскиваю однополчан такой-то части. И, представляете, 150 человек откликнулись, и стали мне письма писать. Вот что самое ценное. Вот, посмотрите, четыре папки воспоминаний однополчан.
— И Вы всем отвечали? — ахнула я.
— Да не по одному разу! Из иных, как клещами, по словечку вытаскивал: воспоминания эти мне, как воздух, нужны были — задумал я книжку о боевом пути нашего 42-го гвардейского Кубанского казачьего артиллерийского полка написать.
И написал. Вы ж помните, характер-то у нашего героя настырный. Сотни писем однополчанам отправил, преодолев все преграды, даже преграды КГБ, получил разрешение с архивом Минобороны работать, четыре года собирал материал, девять раз переписывал — это ж мука-то какая! — а написал. Вот она его первая книжечка — "Гвардейцы мчались на Запад". За неё, за эту книжечку, знак величайшей благодарности и признания Кубанская казачья рада и произвела нашего земляка-уральца в казаки. Да не в рядовые, в есаулы.
Всё было торжественно, как и должно быть: пригласили Ивана Никифоровича в Курганинск, где и формировался его родной полк, собрали казачий круг, произнёс он клятву на святом писании, после чего облачили его в парадную казачью форму, вручили кинжал. А память о том атаман станицы Петропавловской подарил Бакунину редчайшую книгу — двухтомник об истории казачества.
"Видите ли, в чём дело, — пояснил, Иван Никифорович, — атаман тот — сынок моего земляка, вернее, однополчанина Степана Михайловича…"
Заметили оговорку земляка, вернее, однополчанина? Это потому, что для Ивана Никифоровича кубанская земля давно стала такой же родной, как и уральская. И ту, и эту землю он любит до самозабвения и верен этой своей любви до последнего вздоха. Я это не ради красного словца говорю — слушайте дальше.
ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЁЛ РОД БАКУЛИНСКИЙ
Прочитал Бакулин в одной книжке про чью-то родословную. И запал в голове вопрос: а мой-то род откуда пошёл, мои-то корни где? Поехал в родную Смирновку, стал спрашивать бабок-односельчанок. И подсказал ему, уж и не упомнит кто, что есть в Далматово часовенка, а в ней церковный архив. Поехал, разыскал ту часовенку, еле открыл её, взобрался на чердак и в архивной пыли раскопал-таки те корни. По церковным книгам и восстановил свою родословную.
Оказывается, в 16-м или 17 веке бежали из Пермской губернии трое крепостных — Харлампий, Смирный и Бакула. Добрались они до далматовских земель, присмотрели местечко меж трёх речушек и обосновали деревеньку-звездочку. "Краше этого места на всём белом свете нет", — говорит Иван Никифорович. Видать, Смирный среди них был самый башковитый да выдающийся. В честь него и назвали деревеньку — Смирновка. Там они и осели, корни пустили.
— Это ж какие смелые люди были! — восхищается Иван Никифорович. — А трудяги какие! Всю загребь разработали — там же глухие леса на много вёрст были — землю освоили, дома поставили крепкие, землепашествовали и трудом своим, видать, достигли крепкого достатка. Так вот от Бакулы родился Алексей, от Алексея — Никон (этот, видать, самым крепким хозяином был), от Никона — Терентий, а от Терентия — мой тятя, Никифор.
Все эти сведения Иван Никифорович аккуратно записал, вычертил и продолжил семейными ветвями своих братьев, сестёр, их детей, своих двух сыновей, внуков. А завершает сейчас бакулинскую веточку правнучка Ивана Никифоровича, недавно явившаяся миру. Вот какое богатое наследство ей достаётся.
КАКИМ ТЫ БЫЛ, ТАКИМ И ОСТАЛСЯ, КАЗАК ЛИХОЙ...
Не в обиду будь сказано, иной ветеран любит тряхнуть былыми заслугами. Иван Никифорович не таков. Даже не рискну браться перечислять все его сегодняшние звания — и военкор областной газеты "Слава Кубани", и почётный член Майкопского музея славы, и член творческого центра "Юность" в Абинске, и — нет, всё равно что-нибудь да забуду. Сколько он для нашего города сделал! Когда вышла первая книжка Бакулина, о ней прослышали. Как-то при встрече Анатолий Васильевич Мартемьянов слегка кольнул: "Что ж ты, Иван Никифорович, о чужих ветеранах пишешь, а своих забыл". Хоть и казачки-однополчане ему родней родных, хоть и сказано это было полушутя, но засел тот упрек в голове Бакулина. С лихвой исправил он свою промашку: семь книг об участниках войны и трудового фронта нашего города выпустил. Да это и не новость, мы о том уж не раз писали. Кроме этого, просьбе облвоенкомата представил материал для 6-го тома книги "Память", выпущенной Средне-Уральским издательством и рассказывающей обо всех погибших на фронте.
А кто напомнил нам, забывчивым, что в городе жил и работал третий Герой Советского Союза Иван Кадочников? Всё тот же Бакулин. Это его стараниями именем Кадочникова названа в городе улица, прикреплена мемориальная доска на дом, где жил Кадочников. Сейчас неугомонный Бакулин хлопочет об открытии в городе памятника Герою: "Это ж несправедливо, Кунавину, Абрамову памятники есть, а Кадочникову нет!". А сколько материалов о ветеранах подготовил он к 50-летию Победы!
Но это всё для Ивана Никифоровича уже позади, он спешит дальше. Им уже подготовлено к печати второе, более полное издание книги под названием "42-й Курганинский". Рукописи переправлены на Кубань, с ними знакомятся. Сейчас носится с рукописью своего крестника — Игоря Краснова, ищет спонсоров, чтобы издать. Планы, планы… дай Бог ему сил и здоровья.
АННА МИХАЙЛОВНА
О ней, о его жене, особый разговор. Вообще-то, Иван Никифорович о самом-самом личном говорить не любит, сразу, как улитка, прячется. Но нет-нет да проскользнет в нём сдержанно-застенчивая нежность к жене. Живут они вместе пятнадцать лет, оба во втором браке. У Анны Михайловны две взрослых дочери, тоже есть внуки. Но ни он, ни она детей не делят, по необходимости помогают всем. Дома стараниями Анны Михайловны у них тепло и уютно. Покойно. Уважительно.
Как-то в порыве откровения Иван Никифорович обронил: "Если б не моя Анна Михайловна, я бы ничего такого не сделал. Она мне дома создала все условия для работы. Мои книги — наполовину её книги",
У Анны Михайловны действительно редчайшее и ценнейшее для женщины качество: быть ненавязчиво-необходимой. Пока мы разговариваем, она незаметно накрывает стол, без жеманства подсаживается к нам попить кофейку, охотно поддерживает разговор, потом также незаметно исчезает. Но, даже когда уходит, незримо здесь, рядом. Они удивительно дополняют друг друга. Так и живут: он — в хлопотах о других, она — в хлопотах о нём, о доме своём.
Как вы понимаете, всё, о чём поведала вам, я узнала не только из беседы за чашечкой кофе. Долго по крупице собирала факты и фактики об этом неугомонном человеке. Собирала и копила к случаю: 31 августа Ивану Никифоровичу исполняется 70 лет. Сообщаю об этом заранее, чтоб те, кто знает его и Анну Михайловну, не забыли поздравить их с этим семейным праздником. А ценить знаки внимания, даже самые незначительные — я это заметила — Анна Михайловна и Иван Никифорович умеют, как никто другой.
Светлана ШВАРЁВА.
"Каменский рабочий", № 158-159 (17068-17069)
22 августа 1995 г.
Источник: http://krassnov.ucoz.ru/publ/proekt/kak_uralec_ivan_kubanskim_kazakom_stal/45-1-0-382 |
