День проходил, иссякая быстротечностью августовского периода. Наступающая ночь повсюду рассыпала чёрные крапины, отчего всё вокруг тускнело и постепенно погружалось в непроглядную тьму. Лишь горбик заходящего солнца горел фонарём ночного маяка – последние брызги заката.

Над деревней реял дух какой-то необычной тишины, загадочность которой объяснялась тем, что это была тишина уходящего лета. Властвовать же этой тишине всего каких-нибудь несколько часов. А там опять заря займётся, хохоча алым ртом и задавая ритм новому дню, всей своей неотвратимостью говоря о том, что жизнь продолжается... И будет впредь продолжаться.

Они свернули с дороги на пахнувший разнотравьем луг, распростёршийся вдоль реки.

Егору вдруг вспомнилось, как по весне река разливалась талыми водами, как потом вода спадала и тогда можно было удивляться прозрачностью ручейка, ощущая в каждом глотке неповторимые мгновения чудесной поры жизни – детских лет и отрочества.

Из-под обрывистого утёса о чём-то мило шептал прозрачный ручеёк. Алёна читала вслух стихи:

Лугом пройдёшь, как садом,

Садом – в цветенье диком.

Ты не удержишься взглядом,

Чтоб не припасть к гвоздикам…

Слушая незатейливую музыку ручейка и тихий, мелодичный голос девушки, произносивший знакомые строки есенинского стиха, не скрывая волнения, Егор открыто любовался красивыми линиями девичьей шеи, груди, талии, бёдер. Всё это вызывало в нём страстное желание обладать постоянно этой девушкой. Не в силах оторвать взгляда, едва сдерживая себя от какой-нибудь глупости, он с восторгом чувствовал, как где-то в глубине души зарождалась будущая буря. Сомнений больше не было, он любил, любил. Восхищение, нежность переполняли всё его существо, дурманили разум, рвались наружу. Хотелось сделать что-то такое хорошее, необыкновенное. Теперь он уже отчётливо осознавал, что это всё не иллюзии, что в нём действительно родилось ка-кое-то новое, для него ещё добром не испытанное, чувство, что вот и в его жизни появился самый дорогой, самый желанный человек, которого можно было полюбить по-настоящему.

Кончив декламировать стих, Алёна вдруг вызывающе посмотрела Егору в глаза, они ясно говорили о многом. Она любима, любима! Что ещё нужно было для счастья? Он рядом – и ни о чём другом не хочется думать, она словно переносится в другой мир. Достаточно ей встретить его взгляд, услышать голос, почувствовать его прикосновение, как она перестаёт быть сама собой, становится другой, какой-то совсем новой. В эту минуту она самая счастливая на земле, её так и подбивает взлететь ввысь, широко раскинув руки, набрать полные лёгкие воздуха и кричать, кричать от счастья.

В предчувствии чего-то необыкновенного и желаемого трепетное волнение овладело ею, приятно возбуждая всю плоть. Слегка закружилась голова. От прилива крови щёки порозовели, что предательски выдавало желание. Надо было успокоиться, унять учащённое сердцебиение... Нет, ей больше не хотелось сдерживать себя, хватит, пусть вся её любовь волной хлынет из груди, пусть, пусть он знает, что он любим, любим ею!

Вдруг Алёна звонко рассмеялась и рванулась вперёд, разрывая сильными ногами путы густой травы и размахивая в воздухе руками. Егору не оставалось ничего другого, как броситься вдогонку за девушкой. Он бежал, бежал, ничего не видя, кроме милой фигурки, играющей в пространстве всполохами волны густых волос.

– Алёна... Алёна-а, – вырвалось у него из груди.

Из рук девушки птицей выпорхнула косынка. Егор ловко поймал её, забежал чуть вперёд и, резко повернувшись назад, бросился навстречу беглянке. Не успев увернуться, Алёна, заливаясь смехом, налетела на Егора. Он крепко обнял девушку и жадно впился в губы, не отдавая отчёта в том, что делает, без всякого обдуманного намерения, без всякого умысла, следуя лишь порыву любви. Алёна не оказывала ни малейшего сопротивления. И Егор ещё крепче прижался своим телом к её телу, ощущая тепло стеснённых женских грудей.

– Алёна, я люблю тебя, – отрываясь от губ, тихо произнёс он.

– Я знаю...

Обессилив от избытка счастья и нетерпения, они упали в травы. Одежда мешала им, в одно мгновение они смело скинули её. В порыве желаемой страсти обнажённые и возбуждённые тела сплелись крепкими объятиями, а жаждущие губы слились в долгом поцелуе. Им казалось, что они теряют сознание. Золотистый сумрак в глазах становился всё бледней и бледней, но затем он разгорался всё ярче, ярче – это горячая кровь то откатывалась от мозга, то медленно возвращалась обратно. Головокружительное, сладострастное блаженство объятий, поцелуев пронизывалось мыслью, что прекраснее их любви нет ничего на свете.

Ночь полновластно вступила в свои права. Вобравшая в себя звуки юности, она размахнулась над деревней звёздным ковром, своим свершением приносящая какой-то загадочный, чарующий уют на простор прибрежного лужка. От трав исходил сладостный аромат. Так уж, наверное, устроен человек, что, внемля аромату и шороху трав, непроизвольно придаётся власти драматично звучащих нот, призывающих к стремлению открыть неоткрытое, пройти непройденное, увидеть за очередным поворотом что-то новое, необыкновенное.

Рука Егора трепетно скользила по упругим грудям, животу, ныряла в шелковистый лобок, вниз... От всего этого возбуждение охватывало их ещё больше. Он то и дело целовал губы, шею, груди. Она вся напряглась и, изгибаясь навстречу, отдавалась страстно, самозабвенно, прижимаясь к нему всё сильнее и сливаясь в одно целое с его плотью. Для них, кроме их любви, уже ничего не существовало, сознание потонуло в сладострастном ощущении блаженства. Казалось, учащённое дыхание остановилось, сердца вот-вот готовы были выскочить наружу. Их движения становились всё быстрее, быстрее... Приближалось мгновение наивысшего блаженства.

– Милый... Люблю, люблю тебя, только тебя...

– Алёна, любимая...

– Не торопись, любимый...

– Тебе больно...

– Дурачок... Уже нет... Мне хо-оро-шо-о...

Шёпот влюблённых затих. И тут словно лёгкий электрический заряд пробежал по их сплетённым телам. Из груди Алёны вырвался слабый стон, она выгнулась, замерла и блаженно закрыла глаза. Егор весь напрягся, крепко сжимая в объятиях девушку. Несколько минут они лежали в блаженной истоме не шевелясь. Потом медленно разомкнули объятия, уставшие, но довольные друг другом.

– Ты божественная...

– А ты сумасшедший...

– Божественная...

– Сумасшедший...

– Хочешь... стихи почитаю?

– Давай!

– Слушай, любимая:

До дна осушили мы чашу желаний,

Сплетясь, словно змеи, на ложе любви.

И в шёпоте жарком взаимных признаний

Друг друга в себе, наконец, обрели…

– Твои?

– Да.

– Когда ты их написал?

– Только что.

– Что, на самом деле?

– Говорю тебе.

– Ну ты даёшь...

– Любовь всё может!

– Согласна с тобой, любимый...

– Дурак я! Почему, почему раньше тебя не встретил...

– Не кори себя, милый. Это просто невозможно было: ты приезжал очень редко, к тому же только летом... Я же в это время в лагерях находилась...

А там медучилище...

– Всё одно дурак!

– Нет, милый, нет... Что, искупнёмся?

– Вода уже холодная, ты можешь заболеть, любимая...

– Я закалённая...

– Замёрзнешь...

– У меня есть ты, согреешь...

– Всегда готов!

Они рассмеялись. Искупались. Потом всё повторилось. Только на этот раз они уже не торопились приблизить мгновение наивысшего и сладострастного блаженства, сознательно оттягивали эту минуту. Их любовная игра длилась дольше, поцелуи и движения были неторопливыми. Они старались сосредоточенно, до конца насладиться каждой минутой, каждой секундой...

Занимался рассвет. Эпизодически начали исчезать чёрные крапины. То здесь, то там послышалось разноголосое щебетания невидимых птиц.

– Светает... Пусти, милый...

– Не могу, – Егор сильнее прижался к женскому телу.

– Дурачок, нас же увидеть могут, а мы... как Адам и Ева, – Алёна тихо засмеялась.

– Ну и пусть.

– Но люди что скажут, они не поймут нас...

– Пусть! Какой тут стыд? Другое дело, если бы мы с тобой были какими-то уродами, а то ведь... – Егор приподнялся на девушке, жадный взгляд его скользнул по упругим грудям с розовыми сосками, животу, вниз... – Алёна-а, ты божественная-а...

– Ты это говорил всю ночь. Дурачок, не смотри на меня так, ты начинаешь смущать, – она притянула его к себе, нежно целуя в губы.

– Ты моя, моя...

– Твоя, милый, любимый, только твоя...

– Знаешь, я снова как пьяный... Не-е, вот сейчас поднимусь на ноги и

крикну громко-громко, чтобы все услышали, как я люблю тебя... Хочешь?

– Сумасшедший, не надо, – Алёна выскользнула из-под Егора и навалилась на него своим телом. – Всё, милый, конец тебе пришёл, – наигранно сказала она.

– Это что такое? – поддерживая игру, спросил он.

– Не вырваться тебе...

Глаза Егора широко раскрылись, щёки надулись... и он покатился от смеха. Боясь, что их могут услышать, Алёна то прижимала к его губам ладошку, то покрывала всё лицо поцелуями.

– Молчи, молчи, нас же услышат, – шептала она.

– Алёна...

– Что милый?

– А дальше что?

– Фу, какой нехороший, – Алёна вскочила на ноги, но Егор тут же её повалил и подмял под себя. – Что ты делаешь? Ой, не надо, не надо...

– Надо.

– Дурачок ты мой, дай хоть камушек уберу...

– Ничего не знаю, мне хорошо, – Егор обхватил женские плечи.

– Сумасшедший... Да, милый, да, да, я хочу, хо-очу-у, – руки Алёны крепко сжали его спину, и она прикрыла глаза...

Насытившись ещё раз мгновением наивысшего блаженства, они поднялись и, любуясь друг другом, оделись. Алёна подошла вплотную к Егору, они обнялись. Она вдруг изменилась в лице, помрачнела. Это встревожило его, он нежно обхватил руками её голову и своими чёрными глазами заглянул в синие глаза.

– Что с тобой, любовь моя?

– Ты всегда будешь со мной? – голос Алёны дрогнул.

– Глупенькая ты моя... – Егор улыбнулся. – Всегда, всегда буду любить тебя. Я твой, твой... Навсегда.

– А я навсегда только твоя, милый...

– Тогда пошли прямо ко мне!

– Зачем? – Алёна удивилась.

– Со своим дедом познакомлю. Он у меня супер...

– Неудобно как-то...

– Да брось ты! Само то...

Егорыч уже был на ногах, он сидел на ступеньке крыльца и возился с удочкой. Его лицо озарилось радостью, когда у калитки показался Егор.

– Привет, деда!

– Привет, привет, внучок!

– Вот, это мой Егорыч! – представил Алёне деда Егор.

– Очень приятно, – девушка протянула руку.

Егорыч поднялся, пожал руку.

– А ты кто ж будешь, красавица? – поинтересовался он.

– Это моя жена, – Егор слегка обнял Алёну за плечи.

Старик не верил своим ушам. До него никак не доходило, как это всё могло произойти. Внук приехал к нему погостить... И вдруг разом женился. Как быстро!

– Ничё не смекну, – растерянно проговорил он. – Как же родители твои на то глянут, тебе же скоро ехать...

– Никуда я, деда, от тебя не уеду, с тобой остаюсь... С Серёгой вон вместе шоферить станем!

Алёну охватила большая радость. Не стесняясь, она прижалась к Егору, и их губы слились в поцелуе.

– Спасибо, милый... Люблю, люблю, – зашептали её губы.

– Правда, чё ли-и? – Егорыч вытаращил глаза, удочка выпала из дрожащих от волнения рук.

– Правда, деда. Здесь моё место. Здесь ты… Здесь моя любовь… Жена…

– Когда ж такое решил?

– Это так просто не объяснишь... Но точно. Ты меня знаешь…

– Как старика-то обрадовали: и внук со мной, и жёнка его, – Егорыч не знал, куда девать свои руки.

– Милый, любимый… – Алёна почувствовала, как пьянеет от счастья, голова снова слегка закружилась.

– Ничего, здесь тоже можно жить, – Егор взглянул в глаза девушки. – Завтра заявление подадим, в церковь сходим, там батюшка Кирилл, он меня крестил... Добром всё узнаем.

– А кольца-то где?

– Будут, деда, и кольца...

– А ну-ка погодьте малость, – Егорыч скрылся в избе.

– Куда это он? – Алёна недоумённо посмотрела на Егора.

– Не знаю, любимая...

Егорыч вновь появился, на его шершавой ладони были два золотых кольца.

– Наши с Матрёнушкой... Это вам, дети! – сказал он.

– Но, деда...

– Не отказывайтесь. Думаю, Матрёнушка, пухом ей земля, была бы ох как радёшенька… Не серчайте старика. Берите, берите… Это наше с Матрёнушкой вам благословенье. И будьте счастливы, дети мои, шибко любите и берегите друг дружку! Как когда-то и мы с Матрёнушкой любили друг дружку… Любовь да совет вам, дети!

Егор и Алёна обняли Егорыча, который от радости даже немного прослезился, то и дело повторяя:

– О как, о как, дожил, всё же дожил до счастья-то...

А для Егора и Алёны наступила новая пора жизни. Они не знали, что их ждёт там, впереди. Но как бы жизнь не сложилась, им уже никогда не забыть то, что произошло вчера, сегодня... Они были по-настоящему счастливы, сладострастная любовь, трепетная, всепоглощающая радость переполняли их сердца.

<<< Начало >>>

Игорь КРАСНОВ

Июнь–июль 1989 г., август 1993 г.